дома. Что-то действительно случилось много-много лет назад, когда он был молодым научным сотрудником.

– Если вы боитесь, что меня подослали Каделлы, то напрасно, – заверяю я. – Посмотрите на меня. Я работаю клиническим психологом и пытаюсь узнать, жива моя мама или нет. Официально она скончалась двадцать шесть лет назад, но недавно мне стало известно, что она могла скрыться, опасаясь этой криминальной семейки. Во время опроса она сказала вам нечто такое, чего Каделлы боятся. Они не хотят, чтобы я выяснила подробности. Возможно, эта информация может их уничтожить, а еще – вывести меня на маму, если она действительно не умерла.

В первый раз за все время наши взгляды встречаются.

– Простите, но я не в силах вам помочь. – Тон старика заметно изменился. Как будто доктор и рад бы пойти мне навстречу, но что-то ему мешает.

Может, он по-прежнему не до конца мне доверяет. Завоевывать доверие людей – это навык, который я шлифовала много лет. Пациентам, настроенным на исцеление, приходится делиться со мной самыми тяжелыми, ранящими психологическими переживаниями. Но они не откроются мне, если не будут чувствовать себя в безопасности во время сеансов, поэтому я научилась располагать к себе людей. Как только собеседник чувствует, что мне можно довериться, он раскрывается.

Вот и доктора Сигела тоже нужно расположить к себе. Я должна найти способ завоевать его доверие. Он ведь определенно хочет что-то мне поведать.

Я осматриваюсь по сторонам, ища что-нибудь, чтобы зацепиться. Вижу старую мебель, набитый фарфором сервант, заполонившие все вокруг бумаги, которые лежат на полу, на стульях и на столе.

Со стен смотрят десятки фотографий в рамках, на них доктор Сигел и его жена. Эти снимки рассказывают их историю – историю любви.

На самых ранних фото пара еще молода, обоим лет по двадцать с небольшим, они путешествуют по миру, счастливые и влюбленные. Вот они на верблюде перед египетскими пирамидами. Вот застыли рука об руку на фоне одного из дворцов Альгамбры в Испании. Вот корчат дурацкие рожи у казино-отеля «Сизарс-пэлас» в Лас-Вегасе.

Дальше начинаются свадебные снимки. Молодые вдвоем стоят под хупой[9] и держатся за руки. На невесте традиционное белое платье и фата, сияющий жених одет в старомодный фрак. Есть и несколько фотографий со свадебной вечеринки: молодых окружают члены семьи и друзья, улыбающиеся, смеющиеся, и это резко контрастирует с нынешним затворническим, одиноким существованием хозяина дома.

Еще на одном снимке доктор с женой стоят на крыльце этого самого дома в солнцезащитных очках и с улыбками на лицах. Другой запечатлел их в садике на заднем дворе в шезлонгах; супруги читают газеты, а на низеньких столиках видны кофейные чашки.

Но потом фотографии меняются. Жена доктора улыбается все реже и в основном сидит, как будто ее телу невыносимо тяжело удерживать вертикальное положение.

Последний снимок сделан на Рождество у камина, украшенного декоративными чулками. Жена доктора сидит в кресле, и видно, что она слишком слаба, чтобы стоять. Выглядит она куда старше своих лет. Доктор Сигел стоит рядом, положив руку ей на плечо, все такой же преданный муж, как прежде.

– Сразу видно, как сильно вы любили свою жену, – говорю я и показываю на стену с фотографиями.

Он не отвечает.

– Надеюсь, не скажу ничего лишнего, но, похоже, ее не стало в расцвете лет. Моя мама была примерно в таком же возрасте, когда я ее лишилась. Мама была всем моим миром – и, похоже, именно Каделлы ее у меня украли.

Лицо доктора Сигела вдруг делается красным, как свекла. Он сжимает кулаки и обрушивает их на стол, роняя при этом шокер.

– Они убили ее! – кричит он.

Я ахаю и шепчу:

– Как это случилось?

Доктор со слезами на глазах снова откидывается на спинку стула. Кажется, его покинули последние силы.

– Я вел исследовательские работы в больнице Белл, проводил анкетирование пациентов и в процессе обнаружил правду насчет препаратов «ТриКФармы». Узнал, сколько жизней они искалечили, сколько семей разрушили. Когда Каделлы пронюхали, чем я занят, они пришли в больницу и потребовали прекратить опросы. Сказали, что разрабатывают новую формулу, благодаря которой привыкание к препаратам замедлится. Однако я вырос в Бронксе и чуял обман за милю. Понимал, что они врут, но был молод и полон гонора. Думал, что смогу изменить мир и разделаться с плохишами, даже если они мне угрожают. Тогда Каделлы переключились на мою драгоценную Амелию и стали донимать ее каждый раз, когда она выходила из дому.

– И в результате убили ее? – спрашиваю я.

Старик кивает. В глазах у него стоят слезы.

– В то утро она позвонила мне с работы и сказала, что за ней всю дорогу шел какой-то тип. Потом она увидела, как он выходит из туалета на том же этаже, где был ее кабинет. Она хотела уйти домой, но ей предстояла важная встреча с клиентом. Мы решили, что сразу после встречи я буду ждать Амелию у выхода с работы, чтобы вместе вернуться сюда. Я хотел защитить ее от преследователей. Я и подумать не мог, что они… – Его голос прерывается от отчаяния.

– Что они сделали? – тороплю я доктора. Мне нужно знать детали, а время поджимает.

– Через пару часов после нашего разговора про типа, который притащился за ней на работу, мне позвонили и сказали, что Амелия в больнице. Якобы она случайно споткнулась у себя в кабинете, ударилась головой о стол и получила черепно-мозговую травму.

– Боже, какой ужас!

– Я помчался в больницу. Врачи не знали, выживет моя жена или нет. Она выжила, но утратила память о том, что случилось. А еще утратила простейшие навыки: не могла ни есть, ни разговаривать. – Доктор Сигел показывает на те снимки, где видно, как постепенно угасает его жена. – Я привез ее домой и делал все, чтобы она поправилась, но через несколько месяцев Амелия умерла во сне от инсульта. Частое осложнение после черепно-мозговой травмы.

– Мне очень жаль, – говорю я. – Вы рассказывали в полиции, что она звонила вам и жаловалась на преследование?

Слезы в его глазах высыхают. Он суровым взглядом смотрит на фотографии покойной жены.

– Я попытался, но без толку. Каделлы пустили в ход все свое влияние. Если они хотели прекратить полицейское расследование, оно прекращалось. Амелия была бы жива, если бы не они… и не я. Никогда себя не прощу.

Я смотрю на старика, который сидит напротив и вспоминает покойную жену. Думаю о годах супружеского счастья, которые отняла у него эта жуткая семейка, и сердце кровью обливается.

– Вашей вины в этом нет.