– Ваше величество, – говорит Август, – не желаете поручить мне проверку доставки провизии?

Провизию должны привезти сегодня из удаленных провинций. Обязанность собрать ее возложили на деревни, едва способные прокормить самих себя. Скудные ресурсы отняли у тех, кто нуждался в них гораздо больше.

– Превосходная мысль, – говорит король Каса. – Не выяснишь заодно насчет рыбы? Мы желаем, чтобы каждому гостю на банкете досталось по одной.

– Разумеется. Я сейчас же вернусь.

Август поворачивается, сует руку в карман за носовым платком. И как только выходит, вытирает рот, словно испачкался грязью. При его правлении подобной ерунды не будет. Взойдя на престол, он займется полезными делами – распределением ресурсов, распространением образования везде, где в нем есть потребность.

Он идет в одну из дворцовых кухонь. Во дворце все не так, как в остальном городе. Столы вытерты, полы всегда вымыты. Машины издают громкий шум, растягивая лапшу и чистя рыбу, но вокруг не пахнет ни сырой мукой, ни едкой морской солью. И хотя атмосфера деловая, как повсюду, – Август почти ошеломлен ею, когда открывает дверь, и вынужден поспешно заверять повара, что все в порядке и незачем падать ниц и рассыпаться в извинениях, – люди здесь другие. Никто не озабочен тем, чтобы приготовить очередной обед как можно быстрее.

– Ваше высочество, – приветствует Галипэй возникшего перед ним Августа. И предлагает ложку рагу из миски, которую держит в руках. – Не желаете отведать?

Август отказывается.

– Что там в больнице?

– У тебя одни дела на уме, никаких развлечений. – Галипэй оглядывается по сторонам, вскинув голову. Как раз в тот момент, который он выбрал для наблюдений, мимо проходят три кухонных работника: один с полной корзиной овощей, привезенных из провинций, другой с гигантской рыбой из заливов Сань-Эра, третий с мешком риса.

Галипэй продолжает, не опасаясь, что его подслушают:

– Над этим я работаю. Если мы хотим, чтобы все выглядело естественно, надо позаботиться о множестве мелочей.

– Да не переживай ты так, – отзывается Август. – Даже если кто-то заподозрит неладное, кто посмеет обвинить нас? Может, это в больнице приняли решение из соображений милосердия. Или потому, что она пробыла там слишком долго, а у них каждая койка на счету.

– Хм-м… – Галипэй загребает еще ложку рагу и сует ее в рот. Сегодня он не в форменной одежде, значит, от заданий Лэйды уклоняется. Август делает вид, будто не замечает этого: главное, чтобы были выполнены его задания.

– Так все-таки, что у нее есть против тебя? – спрашивает Галипэй.

Август с трудом удерживается, чтобы не взорваться. Только протягивает руку и выбивает рагу из рук Галипэя. Пластиковая миска все равно почти пуста. Август пинком отправляет ее под какой-то стол, хватает Галипэя за запястье и тащит к двери.

– Не здесь! – еле слышно шипит он. – Ты что, спятил?

– Как же прикажете мне защищать вас от угроз, если вы утаиваете информацию, ваше высочество? – ровным тоном осведомляется Галипэй. Он как будто не против, что его тащат, хотя мог бы легко остановиться, воспользовавшись превосходством в силе.

Двери выводят их в тихий коридор. Над головой покачивается золотистая люстра, хрустальные подвески позванивают на легком сквозняке.

Август продолжает идти вперед до ближайшего окна. Они на нижнем этаже, поэтому открывающийся из окна вид – наполовину камень, наполовину мутно-серый свет, а крыша жилого комплекса рядом с дворцом образует ровную красную линию посередине. Август распахивает окно. В него влетает теплый бриз.

– Мог бы хоть объяснить мне, – говорит Галипэй, не выдержав длительного молчания Августа. – Ты давал мне много странных поручений, но среди них ни разу еще не было настолько безумного, как убийство твоей сводной сестры, которая пролежала в коме семь лет.

Август опирается локтями на подоконник, подставляет лицо свету. Его плечи напряжены, их удерживает вместе противостояние стальных костей и ломких сухожилий. Как бы он ни крепился, достаточно незначительных усилий, чтобы полностью сокрушить его.

– А может, безумия во мне больше, чем тебе кажется, – говорит он.

Галипэй хмурится:

– Сомневаешься в том, что я достаточно хорошо знаю тебя? Ты под моей охраной, Август. Я знаю тебя в любых обстоятельствах. Объясни, что происходит.

Август размышляет, не отказать ли ему. Из упрямства он хочет сохранить эту тайну, но Галипэй сейчас смотрит на него почти вызывающе, а этого допускать нельзя. Мысленным взором он видит, как они вдвоем проводили ночи на башнях дворца, обсуждая городские проблемы и глядя вниз, на Сань-Эр, так, словно в нем бодрствовали только они. Лишь некоторые звуки доносились до башен, возвышающихся над Санем. Города-близнецы казались воплощением неподвижности, обособленным от работы, которую вели Август и Галипэй, отделенным от мира, который они создали вдвоем.

У Августа мало того, что принадлежит только ему. Но у него есть Галипэй, будто сотворенный для него, а не для королевства, и если его покинет и Галипэй, тогда он наверняка дрогнет.

Принц Август с невозмутимым видом оборачивается к своему телохранителю.

– Боюсь, – говорит он, – что Антон найдет какой-нибудь способ разбудить ее. – Август делает паузу, старательно подбирая следующие слова. – Не знаю, какой именно, не знаю даже, возможно ли такое. Но если это ему удастся до того, как мы придем к власти, тогда мы в беде.

Галипэй прислоняется плечом к стене. Складывает руки на груди.

– До болезни Отта была на твоей стороне.

– Отта никогда не занимала ничью сторону, – возражает Август. – Она творила то, что ей заблагорассудится, для тех, кто ее особенно устраивал. И вообще не должна была увидеть… – Август раздраженно осекается. Продолжает он лишь после того, как ему удается овладеть собой: – Лучше тебе об этом не знать.

– Почему ты принимаешь это решение за меня?

Август качает головой:

– Она может представить доказательства тому, что я всегда замышлял свергнуть короля, – говорит он. – Чего тебе еще? Если я дам тебе увидеть то же, что видела она, одним бременем для тебя станет больше.

Оконные створки содрогаются от налетевшего ветра: в соседнем жилом комплексе кто-то изо всех сил захлопнул дверь. Обычно поблизости полно дворцовой стражи, чтобы приглядывать за ближайшими жилыми домами, следить, чтобы никому и в голову не пришло перебраться через стены и проникнуть во дворец. Жестокая кара грозит даже тем, кто хотя бы попытается проделать нечто подобное.

Галипэй выпрямляется, откачнувшись от стены. Вид у него недовольный, но он не жалуется.

– То, что касается тебя, никогда не будет бременем, – говорит он, круто поворачивается и машет через плечо. – Я пошел. Если понадоблюсь – сигналь на пейджер.

Август смотрит ему вслед, прищурив глаза. Потом замечает собственное отражение в оконном