он указывает на сгиб своего локтя, то есть на тело, которое сейчас на нем. – После того как ты упомянула про вспышку, я подумал, что попробовать не повредит.

Калле хочется закатить глаза. Ну разумеется, он считает невозможное возможным – надо лишь как следует постараться. И думает, что правила можно переписать одной только верой.

– И не сумел.

– Не сумел, – подтверждает Антон. – Но мне показалось, что не хватило какой-то крошечной доли секунды. И если бы я смог преодолеть последнее препятствие быстрее, у меня все получилось бы.

– Ерунду болтаешь, – без околичностей оценивает Калла. – Дело не в скорости.

Но Антон, похоже, не слышит ее. Идея уже расправила крылья в его мыслях и воспарила к небесам. Уперевшись ладонями в стол, он приобретает задумчивый вид.

– Знаешь, это ведь всегда меня беспокоило. Нет в мире тела, в которое я не мог бы вторгнуться при условии, что там уже нет другого вселенца. Вероятно, я сумел бы вселиться даже в самого короля, окажись я достаточно близко. И в принца Августа.

Калла не отвечает, сосредоточившись на плетении фенечки.

– Однако осуществить эту задачу тайно невозможно, – продолжает он. – Я не могу двигаться так быстро, чтобы не создавать вспышки.

Калла заканчивает плести. Она протягивает руку, Антон растерянно моргает. И лишь несколько секунд спустя нерешительно подставляет запястье. Калла придвигает его за руку к себе, не обращая внимания на недоверчивую гримасу.

– Впервые я совершила перескок, когда мне было восемь.

Она произносит эти слова, не поднимая головы. И сама не знает, зачем вообще об этом заговорила, – разве что, может быть, чтобы проверить, увидит ли Антон Макуса то, чего больше никто не замечает.

– Судя по описаниям других, перескок – это как будто пробиваешься сквозь что-то твердое, – продолжает она. Все ее внимание приковано к миниатюрному узелку, концами которого она манипулирует так, чтобы они не соскользнули с ее пальцев и не испортили браслет целиком. Антон не менее осторожен в своей неподвижности, хотя ему-то ничего завязывать не требуется. Если уж на то пошло, он наблюдает, как у него на глазах распускается другой узелок.

– А меня как будто втянуло внутрь. Я не управляла своим движением, просто двигалась, и ощущалось это ужасно. Еще секунду назад я находилась в своем теле и вдруг очутилась в чужом. Открыв глаза, я все еще чувствовала, как успокаивается моя ци. Мне казалось, я умираю. Больше мне никогда не хотелось двигаться так стремительно.

– Тебе же было всего восемь лет, – возражает Антон, понизив голос. Возможно, свое нынешнее тело он и впрямь позаимствовал прямиком со сцены какого-нибудь кабаре, у певца, воркующего в микрофон. – Сейчас перескок для тебя прошел бы совсем иначе.

Калла качает головой. Она закончила закреплять браслет и завершила разговор. Скользнув кончиками пальцев по запястью Антона, она отстраняется, и его рука вздрагивает, будто он лишь с трудом удержался и не остановил ее.

– Дело не в скорости. Тебе придется поверить мне на слово.

Он смотрит, как она поднимается и идет через гостиную.

– Пятьдесят Седьмая.

Калла останавливается. Если голова у него варит, он поймет, в чем дело. Если голова у него варит, он скажет…

– Когда совершаешь перескок… – Антон делает паузу, словно сомневаясь, стоит ли даже спрашивать о таком. Проходит мгновение, он продолжает, и Калла чуть не смеется, потому что ей вовсе не следовало удивляться тому, что Антон Макуса в самом деле слушал ее, – …все равно приходится возвращаться обратно. Неужели во второй раз лучше не стало?

Она улыбается, оглянувшись через плечо. Но в ее улыбке нет ничего приятного. Она горькая, нервная и выдает все, что таится в ней.

– Выход найди как-нибудь сам, – заявляет она, удаляется в спальню и закрывает за собой дверь.

Глава 15

Во дворце начались приготовления к торжественному банкету и к тому моменту, когда будет объявлен Цзюэдоу и двух последних финалистов игр призовут в колизей. Король Каса каждый год берет эти вопросы под личный контроль, гордясь своей коллекцией многоцветных штор и подобранных им в тон скатертей. В указания, где именно следует располагать подставки для палочек, он вкладывает гораздо больше страсти, чем в попытки вникнуть в детали, связанные с дефицитом продовольствия в Сань-Эре, и Август наблюдает за ним с отвращением. Каждую секунду, проведенную здесь, его будто накачивают желчью, вызывая острое ощущение тошноты. Но выблевать всю эту мерзость он не сможет, пока не свергнут король Каса. И королевству Талинь предстоит набраться терпения.

Той ночью игрока Восемьдесят Восемь обнаружили мертвым, с руками, сложенными в сыцанском приветствии. Случившееся выглядит дурным предзнаменованием.

– Как думаешь, Август?

Король Каса оборачивается, показывая Августу два подноса.

– Левый гораздо более подходит для пышного застолья, – не задумываясь отвечает Август. Король Каса одобрительно кивает и повторяет то же самое советнику, ждущему с блокнотом в руках. Август чуть было не хмурится, но успевает сдержаться, как делал много лет подряд. Ему нельзя оплошать теперь, когда он так близко к цели. Он без труда представлял, как это будет: страх в глазах короля Каса, когда приемный сын схватит его за шелковый воротник и потащит прочь, злорадство в глазах слуг, которые поставят блюда с фруктами и отступят, а потом будут торопить его казнь, с нетерпением ждать, когда кровь струйками потечет по его телу, по мраморным полам, закапает с балкона. Пусть обагрит весь Сань, пусть на улицах ее соберется столько, чтобы запах крови пересилил городскую вонь.

Август с трудом сглатывает, горло жжет. Нет, убийцей не может быть он сам. Чем же тогда все закончится? Члены Совета призовут его к ответу. В Сань-Эре возникнет вакуум власти, ведь оба дворца пали, ими правит бездарная и неопытная знать. Никого из наследников в живых не осталось. Королевская кровь иссякла по обе стороны канала после того, как принцесса Калла лишилась права наследовать престол, совершив отцеубийство. Спешить ему никак нельзя. Нельзя гнаться за мимолетным удовлетворением. Нет никакого удовольствия в том, чтобы наступить на шею короля Каса и плюнуть ему в глаз, в высокопарных монологах или нарочитой, пафосной театральности. Король Каса все равно не поймет, что это правосудие наконец настигло его, не догадается, что он проклятие этой страны.

Он не станет раскаиваться в своем правлении. Только решит, что произошел незаконный переворот. И как бы ни было Августу приятно стоять над Каса и видеть предсмертный ужас в его глазах, Август понимает, что решающий удар нанесет не он. Это задача по плечу Калле. А он будет держаться в стороне, чтобы кровь не