«И что, черт возьми, она могла себе там купить?»

Для бра, вроде бы, рано. Если что и есть, то не так, чтобы много, и бюстгальтер пока не нужен. Пояс с чулками, трусики, комбинация? Ночнушка или пеньюар? Бог весть, что ей там могло приглянуться, но деньги она Эрвину не вернула, и значит все потратила.

«Хочу это увидеть!» — решил он.

И не сами неглиже, бог бы с ними, а ее в них! Полураздетую, совсем раздетую, одевающуюся или раздевающуюся… Но пока об этом можно было только мечтать.

[1] Говядина Веллингтон (англ. beef Wellington) — праздничное блюдо из говяжьей вырезки: мясо, запечённое в слоёном тесте.

[2] Клофелин с 1990-х годов используется злоумышленниками в преступных целях: при его добавлении в прохладительные и особенно в алкогольные напитки, выпивший такой напиток человек часто теряет сознание в результате гипотензии, что позволяет преступнику его обокрасть или произвести со своей жертвой другие криминальные действия. При этом отравление клофелином (и другими психотропными веществами) нередко приводит к смерти. Такие криминальные действия квалифицируются как разбой, отравление фармацевтическими препаратами — распространённое преступление, и первым препаратом, использованным с такой целью, был клофелин

[3] Роман Набокова «Лолита».

[4] Предполагаю, что смотрели они «Красотку», проникнув в зал с помощью магии.

[5] Набережная Виктории занимает два километра между Вестминтерским мостом и Блэкфрайерс.

[6] Конфекцион — магазин или его отдел, торгующий готовым платьем и бельем.

Глава 10

Ночью, лежа в постели, Эрвин задумался о том, что, черт возьми, с ним происходит?

«Ты что, друг, в самом деле влюбился в одиннадцатилетнюю пигалицу?»

Получалось, что так оно и есть. Все, как положено: расстроенные чувства, учащенное сердцебиение и прилив крови к лицу и не только к лицу… Желание видеть ее… И желание иметь. Все по-взрослому, но она-то ребенок, а он все-таки не сраный Гумберт Гумберт[1] с его страстью к нимфеткам. Вон их сколько вокруг! Есть и вполне оформившиеся девицы с четвертого или пятого курса. Однако для него они просто красивые девочки. С теми, кто постарше, — с шестого, скажем, или с седьмого курса, — можно было бы, конечно, замутить, но это не любовь. Это обычное внимание к сексуально привлекательной фемине. Чистая физиология, чуть подкрашенная социализацией и романтикой. Желание есть, а чувств особых нет. А вот с Беллой все иначе. Половой интерес, разумеется, присутствует, но он вторичен и является производным от чувств. Любовь земная, кто бы что ни говорил, она, блядь, ни разу не платоническая, она всегда имеет сексуальный подтекст. Любить и не хотеть предмет любви — это извращение. Хотеть можно и не любя, но, где любовь, там и страсть, влечение, желание и все прочее в том же духе. И это, в сущности, аксиома, но есть нюансы.

Белле Блэк всего одиннадцать лет, и она, по сути, все еще ребенок. Вопрос, однако, звучит несколько иначе. Для кого она, мать вашу, ребенок? Для сорокашестилетнего Эрвина Грина? Для двадцатилетней Кати Гертнит? Или для одиннадцатилетнего лорда Бойда? Если на то пошло, Эрвин и сам еще мальчишка, и не будем забывать, что возраст согласия — это изобретение нового времени, и не факт, что он соблюдается в сообществе магов. Всего двести-триста лет назад в той же магловской Англии выдать десятилетнюю девочку замуж за сорокалетнего мужика было обычным делом, если, конечно, найдете такого «старого» жениха. У Блэков кстати совсем недавно, чуть ли не поколение или два назад, тоже был такой случай, но тому Блэку было, вроде бы, тринадцать. Смутно помнилось, что будущая королева Марго, сиречь Маргарита Неварская тоже начала свою сексуальную жизнь раньше, чем у нее случились первые месячные. Все это несколько утешало Эрвина, примиряя его с внезапно вспыхнувшим чувством к девочке Беллатрикс.

Впрочем, молодой организм не только хотел, он еще и мог. Мог, например, заснуть вопреки обуревавшим Бойда тяжелым мыслям и спать потом мог до побудки, организованной Эрвину каким-то хитрым артефактом, заменяющим магам магловский будильник. И опять-таки, что значит молодость! Вскочил, как в задницу ужаленный, разбудил Поттера, умылся, собрался и вперед. Разминка, пробежка, холодный душ…

— И нечего, Поттер, орать, как резанный. Ничего с тобой не случится. Это всего лишь холодная вода. Ты же хочешь быть здоровым и сильным? Вижу, что хочешь! А раз так, нужно, друг мой, закаляться. Здоровье само к тебе, Гарри, не придет и силу с собой не притащит! Так что, давай, Поттер! Вперед и с песнями!

Видит бог, Поттер старался. Да и Эрвин не зевал, претворяя в жизнь главный лозунг всех отцов-командиров: не можешь — научим, не хочешь — заставим. И, похоже, Мальчик-Который-Выжил начал понемногу осознавать, что учеба во всех ее проявлениях — это не временные обстоятельства, а факт его жизни, распланированной Бойдом на много лет вперед. Понял, принял, — ну или смирился с тем, что есть, — и зашагал куда велено, постепенно втягиваясь в процесс «перековки сарафана в доспех»[2], и даже делал на этом тернистом пути очевидные успехи. И это хорошо, поскольку времени на уговоры и понукания у Эрвина попросту не было. Он ведь сам тоже учился, как проклятый. Ему жизненно важно было вжиться в этот новый для него мир, причем вжиться по-настоящему, стать в нем своим, а значит, понять, как устроено общество в магической Британии и как оно стало именно таким, каким стало. А это означает, что Эрвину предстояло перелопатить огромное количество разнообразной литературы. История, этикет, книги Родов и Семей, писаные законы и негласные правила, и, разумеется, периодика, как старая, так и новая, и не только английская, к слову сказать. Французская, немецкая и русская, — спасибо знанию языков, — была тоже востребована. Правда, читал ее в Хогвартсе, похоже, весьма ограниченный круг лиц, если кто-то читал вообще. Многие газеты и журналы выглядели так, словно их не касалась рука человека, и это не удивительно. Во-первых, английские маги были ленивы и не любопытны, а во-вторых, зачем англичанам, — и неважно маги они или маглы, — знать иностранные языки? Разумеется, исходя из особенностей их жизни, маги по необходимости изучали латынь, которую в большинстве своем, тем не менее, знали с пятого на десятое, и староанглийский. Однако уже древнегерманским и древнескандинавским владели всего лишь считанные единицы, а ведь на этих языках были написаны многие магические книги, не говоря уже об исторических хрониках и личных дневниках магов прошлого. И к слову сказать, этих языков Эрвин не знал, — в Гардарике учили древнеславянский и старофранцузский, — и