спонтанное решение казалось теперь вполне логичным. К окончанию школы имело смысл создать себе свою собственную команду. Поттер для этого не подходит. Он друг и к тому же потенциальный лорд. Лонгботтом тоже не в масть. Он пока еще не друг, но уже и не человек из толпы. Однако Невилл тоже наследник. Так что эти двое просто друзья. Белла — невеста, потом, может быть, даже жена. А вот команда — это нечто другое, и, возможно, сегодня Эрвин положил начало ее формированию. А пока суд да дело, все вернулось на круги своя. Они учились, тренировались и прочее, и прочее, однако Эрвин ни на мгновение не забывал о Беллатрикс.

Характер их отношений все еще не был окончательно определен. Они больше не целовались, но продолжали встречаться и гулять вокруг замка или вокруг озера, держась за руки. В плохую погоду, — а осень брала свое, и в Шотландии начались проливные дожди, — они проводили время, сидя на широком подоконнике одного из окон на седьмом этаже. Место это было красивое, но заброшенное. То есть, ни грязи, ни пыли с паутиной здесь, разумеется, не было, поскольку чистоту и порядок в этой части замка поддерживали домовики, но ощущение запустения и покинутости буквально витало в воздухе. Зато здесь они были одни и могли говорить буквально обо всем, о чем придется и захочется. Но именно из-за того, что их разговоры предполагали известную долю откровенности, в какой-то момент Эрвин понял, что в рассказах Беллы о себе и своем доме присутствует слишком много хорошо замаскированных недосказанностей. Умолчания не бросались в глаза, и, скорее всего, будь он обычным мальчиком, Эрвин наверняка не обратил бы на них внимания. Однако он и сам лукавил, рассказывая о себе, ведь его настоящая история имела мало общего с той легендой, которую он мог предложить девочке. Так что, зная, как это бывает, — вернее, как это делает он сам, — Эрвин заметил, что в рассказах Беллы присутствует слишком много мелких нестыковок. Однако, то, что она рассказывает ему не все или же маскирует выдумкой правду, какой бы эта правда ни была на самом деле, не отменяли того факта, что Белла ему нравилась. И он совершенно не собирался рвать отношения из-за такой ерунды. Мало ли какие события в жизни древней семьи не подлежат огласке, так что требовать теперь от девочки полной искренности? Но искренность искренности рознь. Эрвин чувствовал, что Белла правдива и искренна настолько, насколько позволяют ее обстоятельства, и это было настолько похоже на то, что происходит с ним самим, что он не мог на нее за это обижаться. Впрочем, похоже, это было обоюдным решением. Временами ему казалось, что девочка знает и понимает гораздо больше, чем говорит, но отвечает вежливостью на вежливость, не задавая вопросы, на которые ему будет трудно ответить. Но бывают и другие вопросы.

— Хотела спросить, где ты берешь зелья?

Вопрос напрашивался и, в конце концов, прозвучал.

— Сам варю?

— Что?!

Где-то в середине ноября, застукав Беллу со всеми признаками тяжело протекающих месячных, — а регулы у нее начались, как раз в октябре, — Эрвин отлучился, как он сказал, буквально на десять минут, а вернувшись, незаметно для окружающих сунул в руку девочки крошечный фиал. Она коротко взглянула на свою ладонь, в которой лежал флакончик с пятьюдесятью милилитрами, — чуть больше 1.5 унции, — некоей фиолетового цвета жидкости, и, ничего не сказав вслух, вопросительно посмотрела на своего, скажем так, друга.

— Прими, — беззвучно шевельнул губами Эрвин. — Поможет.

Удивительно, но она ему поверила и выпила снадобье. И ровно через десять минут у нее исчезли все негативные ощущения и резко поднялось настроение.

— Что это было? — чуть позже спросила она Эрвина.

— Зелье для девочек, которые тяжело переносят критические дни…

— Серьезно? — удивилась Белла. — Ты держишь у себя такое снадобье? Зачем?

— Подумал о тебе, — не стал скрывать Эрвин, а девочка залилась румянцем. И в самом деле, обсуждать свои месячные в обществе как-то не принято. Но Эрвин на ее то ли негодующий, то ли растерянный взгляд, только пожал плечами, и оставил свой поступок без комментариев. Однако не преминул чуть позже передать Беллатрикс еще несколько флакончиков.

— Два в день, — сказал, передавая. — Один утром после сна, второй — вечером, часа за два до того, как ляжешь спать.

Будучи Катей Брянчаниновой, Эрвин не только варил это зелье, но и регулярно его принимал, и поэтому знал, что оно поистине волшебно. Однако в магической Британии ничего подобного отчего-то не было, хотя все ингредиенты в том или ином виде существовали. Не было Прострела Пятнистого, так была какая-нибудь другая травка, и всех дел, что надо внимательно читать травник и правильно понимать прочитанное. Эрвин читал и понимал, оттого и сварил снадобье не хуже, чем получалось это у Кати. Беллу же это снадобье должно было сильно удивить. Еще бы, Блэк и не имела дела с таким зельем. И все-таки она продержалась до декабря, и спросила Эрвина только перед Рождеством, когда он презентовал ей сладкий сироп с лимонным привкусом, помогавший от мигрени.

— Хотела спросить, где ты берешь зелья?

— Сам варю?

— Что?!

— Белла, я сам их варю, — улыбнувшись, объяснил Эрвин. — Построил себе лабораторию и варю.

— А рецепты? — Это был лишний вопрос, чистокровные маги о таком не спрашивают. Не принято.

— Белла! — покачал он головой.

— Извини!

— Никаких извинений! — отмахнулся Эрвин. — Это из семейного гримуара. Вот выйдешь за меня замуж, тогда научу.

— Замуж — это серьезно, — посерьезнела девочка.

— Так и фамильный гримуар — это серьезней некуда.

— Согласна, — несколько разочарованно вздохнула Белла. — Лабораторию покажешь?

— Пошли! — пригласил он ее.

Зельеварней он с ней вполне мог поделиться, но только с ней.

— Можешь пользоваться, — повел Эрвин рукой, демонстрируя свое тайное королевство, — но только ты одна. Гринграсс и Паркинсон только под непреложный обет. Мне, а не тебе.

— От меня тоже потребуешь? — насупилась девочка.

Все-таки они втроем, — Блэк, Гринграсс и Паркинсон, — были лучшими в высокой науке зельеварения, как минимум, среди всех учеников с первого по третий курс. Кроме Бойда, разумеется, но он был, вообще, вне конкуренции.

— Нет, от тебя я ничего не потребую, — улыбнулся Эрвин. — Ну, может быть, один страстный поцелуй…

— То есть, простого поцелуя тебе мало?

— Это не требование, — покачал головой Эрвин, — это мечта. Можешь не целовать. А лабораторией можешь пользоваться. От тебя мне клятвы не нужны. Все на доверии. Одна просьба: не пытайся вскрыть вон тот ящик.

— Твои личные секреты? — понимающе ухмыльнулась Белла.

— Кое-какие ингредиенты, элексиры и снадобья, наличие которых я бы не хотел афишировать, —