девчонку и без этого было кому выручать. Петух выпорхнул из рук и взлетел вверх, неуклюже махая тяжелыми крыльями. Но высоко подниматься ему было без надобности — всего лишь гадине на макушку.

Он с яростным клекотом вцепился ей в загривок и с размаху ударил клювом в макушку, потом еще раз, и еще. Змея забилась в снегу, пытаясь сбросить нахальную птицу, и сама не заметила, как приблизилась к ограде. Петух с видимой радостью тюкнул ее по голове еще раз, с легкостью перепорхнул на высокий дощатый забор, разинул клюв…

— Ку-ка-ре-ку! — полетел над двором хриплый вопль. — Ку-ка-ре-куууууу!

Порх! — поскакали из корзинки разноцветные перьевые комочки. Поджимая голенастые лапки, допрыгали до валявшихся неподалеку дров и вскочили на самую высокую вязанку.

Морозная ночь огласилась криками, что были по сердцу любому сельскому жителю.

— Кирик-кукуууу! Кирик-кукуууу! — надрывались тоненько цыплята, то и дело подпрыгивая в воздух.

И змеи замерли. Только глаза сверкали в темноте. Та, которую петух долбил в макушку, скользнула от забора в центр двора — подальше от голосящих птиц.

— Чтоб мне провалиться, — хрипло выдохнул Альбрехт Вельф. Затем оглянулся через плечо. — Эй, курощуп! Напомни мне перед тобой извиниться, если уцелеем. Пригодился твой петух, ничего не скажешь…

Марта стояла у забора, глядя на пернатое хозяйство с довольным видом, словно сама насиживала.

А сзади над ее головой подымалась распахнутая змеиная харя с клыками. По загривку и морде гадины текла кровь.

— Да я ж тебя угрохала! — взвыла Герда не своим голосом, кидаясь навстречу. Руки сами взмыли в воздух и метнули в змею обе сабли. — Марта, пригнись!

Понятливая девчонка тут же осела в сугроб. Клинки пролетели прямо над ее головой и вновь вонзились рептилии в пасть. Змея дернулась в сторону, ударилась башкой об забор и сползла по нему в заиндевелые кусты смородины.

Петух вспорхнул с забора на толстый чешуйчатый хвост, с важным видом прошелся по спине, как по ровной дощечке, искоса глянул на торчащие из гадины клинки и победно завопил:

— Ку-ка-ре-кууууууу!

Змеища дернула судорожно хвостом раз, другой…

И затихла окончательно.

— Сдохла, — ахнул Эдгар. — Сдохла поганая скотина! Неужто лялечка…

Остальные рептилии мигом порскнули в разные стороны, с явным намерением скрыться за поломанными воротами и в щелях под оградой.

— Герда, держи, не давай проломить забор! Нельзя их выпускать в деревню! — мигом взревел декан Рейван. — Их надо сбить в кучу, чтобы я мог атаковать «золотыми стрелами»! Ниенна сделала все, что надо! Смотри, как улепетывают!

Валькирия радостно выдохнула и сжала кулаки до боли в пальцах.

Нет. Все эмоции потом. Бой еще не закончен.

— Заткните уши, — дрогнувшим голосом сказала она.

— Ни беса не слышно, — поморщился Эдгар, а затем заорал во всю глотку. — Уши заткнули всееее! Валькирия говорить будет!

Герда рванула к воротам, словно следом гнались все неудавшиеся женихи, которые к ней сватались. Добежав, стремительно развернулась и завизжала.

Видимо, и впрямь все они вымотались до предела за последние дни. Следовало больше спать, лучше питаться и не тратить силы на шатания по борделям. А еще — не искать приключений на пятую точку, а постигать магическое искусство с помощью библиотечных трактатов, спаррингов под присмотром наставников и безопасных практикумов в лаборатории…

Следовало бы, да. Да кто ж в развеселой студенческой жизни прислушивается к мудрым мыслям?

Вот и оставалось стоять по колено в снегу, не чуя холода от кипящей в жилах ярости. И орать во всю глотку, используя один из талантов, которым наградила кровь матери-валькирии.

Вверх взметнулись не только костры, но и клубы снега. Словно метель прошлась по двору, проминая кусты, сбивая с ног едва стоящих людей в защитном круге. Стекла в окнах по эту сторону усадьбы с мелодичным звоном обвалились внутрь комнат. Ссыпались с поленницы, как горох, цыплята, скатился с забора черный петух.

Только чародеи оставались на ногах. И почему-то Марта. Стиснув зубы и заткнув уши, девчонка проползала по снегу к бестолково плачущим птенцам.

Герда замолчала.

Во дворе было тихо-тихо. Лишь трещали костры, да шумно кашлял кто-то из боевиков в защитном круге. Марта у поленницы собирала в корзинку напуганных цыплят. Змей отнесло в гигантскую кучу в дальнем углу забора. Они сбились в бессмысленно копошащийся клубок, оглушенный и деморализованный.

И тогда декан Рейван поднялся на ноги, вытянул ладони вперед и гаркнул заклинание.

Герда слышала его всего один раз — на лекции по смертельным магическим формулам. Сказанное не в нужной тональности, без соблюдения ритма и совершенно в таком виде безопасное.

«Без крайней нужды не использовать», — резюмировал тогда декан, и никто не стал спрашивать, почему.

Чего уж тут непонятного?

Воздух перед ладонями декана задрожал и вспыхнул, как минимум, сотней молний, мерцающих, как волшебное золото лепреконов. Искрящим потоком они полетели к углу, в котором сбились в кучу гадины.

Полыхнуло так, что золотое свечение наверняка видели в самом центре Ахенбурга. А когда пелена опала, остался только вывороченный с корнем забор, покрытый кровавыми ошметками с клочками чешуйчатой кожи.

Декан Рейван оглянулся, обвел адептов мутным взглядом и хрипло рассмеялся.

— Вот так-то, щенки. Говорил же я, никто не умрет.

И навзничь рухнул лицом в утоптанную тропинку, ведущую к крыльцу усадьбы.

*

Рассвет выдался туманным и морозным. В такие утра хорошо дремать, завернувшись в три одеяла и подложив под все мягкие и нежные места грелки. Хорошо смотреть на улицу, сонно зевая над чашкой горячего какао. А самым тяжелым, что поднимет рука, пусть будет газета со свежими новостями.

— Я представляю, что насочиняют про вчерашнюю ночь бумагомаратели, — тихо рассмеялась Герда, отпивая горячий сбитень из кружки в доме родственников Бродди.

— Да ладно, — с трудом усмехнулся Альбрехт, потирая затянутый бинтами лоб. — Мы все равно герои, при любом раскладе.

— Ничего, пусть напишут, как жандармерия со столичного Ахенбургу зады в тепле прятала и к самому концу бойни явилась, когда студиозусы с наставником всех чудищ в капусту порубали! — сердито заявила тетка Ксения, ставя на стол блюдо с расстегаями. — Ешьте, детки, оголодали, небось, за ночь, да замерзли.

Герда сонно хлопала потяжелевшими веками. Есть хотелось, но протянуть руку и взять угощение не было сил.

Жандармы вместе с дежурными целителями лазарета для чародеев действительно явились к самому концу, когда Альбрехт потратил остатки сил на восстановление стекол в доме, а затем опустился на крыльцо и тихо сказал: «Никуда не пойду, хоть режьте». Его пришлось заводить в дом под руки двум деревенским мужичкам, что прибыли на помощь гораздо быстрее — как только во дворе усадьбы стихло «светопреставление».

Лучше остальных чувствовала себя хозяйка дома,