– Нет, – надувшись, возражает Элис.

– Хорошо. Я дам тебе одну минуту.

– Ла-а-адно.

Прошла минута, в течение которой Элис занималась своими детскими делами.

– Солнышко, минута прошла. Выходи.

– Ла-а-адно, – отвечает Элис, но остается на месте. Она лежит на спине и смотрит наверх сквозь зимние куртки.

– Готова?

Она не готова. Мама проявляет терпение и настойчивость. В конце концов большая взрослая рука сжимает тоненькие пальчики Элис и ведет ее к роялю.

Коричневый рояль-миньон с незапамятных времен стоял в маленькой комнате за террасой, будто пророс из пола, как дерево. Под клавиатурой у него находилась оранжевая лампочка, которая загоралась, когда корпус становился слишком сухим. В юности Пенелопа немного играла и до сих пор исполняла пару песен на Рождество. Джон к роялю даже не прикасался. Билл иногда стучал по клавишам, когда ему было скучно и хотелось пошуметь, но с возрастом потерял к этому делу всякий интерес.

Однако Элис и громоздкий инструмент, состоящий из дерева, железа, фетра и меди, были неразрывно связаны. Едва научившись ходить, она дюйм за дюймом исследовала завораживающую махину, стараясь понять, что к чему. Пальцы нашли клавиши, и те стали смыслом ее жизни. На боковой стороне «ля» первой октавы находилось сиренево-голубоватое пятнышко, которое можно увидеть, только если нажимаешь «си». По форме оно напоминало орла или доисторическое крылатое насекомое. Даже тогда Элис понимала – эта загадочная громада шоколадного цвета станет ее судьбой.

(Почему же, спросите вы? Хочется свалить все на генетику, однако неизвестная сестра-близняшка София Хьяльмарссон не обладала даже каплей музыкального таланта. В семь лет она разучила песню «Горячие куличи», осталась совершенно равнодушной, и более муза ее не посещала.)

Когда Элис исполнилось пять лет, мама отдала ее на уроки музыки к преподавательнице, с которой познакомилась в церкви, – миссис Пиджин, чрезвычайно высокой даме с кудрявыми волосами. Когда тебе пять, выдающиеся особенности телосложения невероятно завораживают, и женщина ростом выше шести футов казалась Элис диковинкой. Каждый вторник после уроков она покидала начальную школу города Катона, проходила по улице, заворачивала за угол и оказывалась в странно пахнущем доме, где миссис Пиджин жила и давала уроки.

Элис вспоминала миссис Пиджин за бокалом коктейля «апероль шприц», который этим летом стал безумно популярен даже в захолустных барах. Напиток слегка горчил.

Рокси уже была навеселе.

– Ты смотришь?

– Конечно! – воскликнула Питтипэт. – Как тебе Мэллори?

– Психопатка!

Питтипэт и Рокси продолжили обсуждать последнюю серию «Темной стороны любви», в которой шести оставшимся девушкам пришлось вдыхать кишечные газы друг друга из пластиковых пакетов, чтобы выиграть винную дегустацию с Джорданом, и, в отличие от остальных, Мэллори даже не поморщилась.

Элис как-то загуглила миссис Пиджин. После некоторых усилий поиски увенчались успехом. Учительнице было уже за восемьдесят. По скудным данным, хранящимся в интернете, удалось восстановить последние двадцать лет ее жизни: счастливый уход на пенсию, общественная деятельность (награда от местной торговой палаты в две тысячи четвертом году), потеря мужа (некролог в две тысячи двенадцатом), продажа дома (объявление с сайта недвижимости в две тысячи тринадцатом). Больше нельзя постучаться в дверь, поздороваться, остаться на урок и начать жизнь заново.

Однако дом до сих пор здесь, на сайте – отремонтированный, покрашенный, без старой мебели и викторианских обоев. Зато дверь, в которую стучалась Элис, никуда не делась. На лестнице – три дверных звонка. А вот ниша у окна, где некогда стояло пианино, за которым под присмотром миссис Пиджин Элис открыла для себя радость музыки. Не радость слушать, даже не радость играть, а скорее радость работать над музыкой. Практиковаться, репетировать, разделять большие задачи на малые, концентрироваться, принимать вызовы, добиваться успеха… все это части секретного рукопожатия, и Элис присоединилась к тайному ордену тех, кто хорош в своем деле.

– Когда видишь человека, который хорош в своем деле, – говорила миссис Пиджин, – например, забивает баскетбольные мячи, играет на музыкальном инструменте или чинит машину, нужно держать в уме, что те сто тысяч раз, когда он ошибся, остаются за кадром. Майкл Джордан пропустил огромное количество мячей. Вот в чем секрет, Элис. Практикуйся.

Элис практиковалась и вскоре, к всеобщему удивлению, начала играть Баха. А потом Бетховена. И не только легкие популярные произведения, а с каждым разом все более сложные сюиты, сонаты и баллады. Однажды, когда ей было десять лет и она бегло сыграла одну из сложнейших венгерских народных песен Бартока, не допустив ни единой ошибки, мама зааплодировала и села рядом с дочерью.

– Солнышко, – сказала она, – ты прекрасно играешь.

– Спасибо, – нервно хихикнув, ответила Элис.

– Действительно прекрасно, – продолжила Пенелопа. Элис поняла, что разговор принимает серьезный оборот. – Так считаю не только я, но и миссис Пиджин. Она говорит, если ты захочешь заниматься более серьезно, у тебя огромный потенциал.

Элис смутно догадалась, что это означает, и задала правильный вопрос:

– У меня будет на это время?

Пенелопа рассмеялась.

– Найдем.

– Нельзя найти время. Или оно есть, или его нет, – сказала Элис.

– Ты сама понимаешь, что я имею в виду. Ты можешь стать великой. Хочешь стать великой пианисткой?

Если бы только Элис могла сказать: «Конечно нет, мне достаточно стать хорошей пианисткой»! Однако она лишь улыбнулась и, не по-детски серьезно кивнув, ответила: «Да».

Мамино лицо просветлело, будто солнце вышло из-за туч. На душе у Элис полегчало. В последнее время мама была грустная и притихшая. Это видели все, кроме папы, который на две недели уехал за границу организовывать приобретение компании в Корее. Но теперь Пенелопа улыбалась.

– Ах ты, моя девочка! Думаю, это будет здорово для нас обеих. Я тебе помогу.

– Я стану выступать на концертах?

– Если приложишь усилия, сможешь выйти на сцену в Карнеги-холле, – засмеялась мама. Со временем Элис узнала, что такое Карнеги-холл, и выступила там, но сейчас она видела лишь блеск в маминых глазах и поняла, что хочет этого – для себя и для мамы. – Перед тобой нет границ, Гуничка. Если захочешь, достигнешь всего на свете. Иди ко мне. – Пенелопа крепко обняла дочь. – Ну что ж, пора заниматься.

После четвертого класса Пенелопа и миссис Пиджин сошлись во мнении, что Элис пора «переходить на новый уровень», поэтому ее записали в Вестчестерскую музыкальную школу, дорогое частное заведение, расположенное в старом здании оружейной, в котором, по слухам, некогда располагалась тюрьма. Школа находилась в двадцати милях от дома, в Доббс-Ферри; к счастью, туда ходил автобус.

Итак, однажды сентябрьским утром, в мучительно ранний час, Элис с мамой сидели в старой «Субару» на почти пустой парковке начальной школы. Через несколько часов парковка заполнится машинами – прежние