Они заказали пиццу. Элис молчала. Питтипэт хотела рассказать, как провела день, но понимала, что сейчас не время.

Наконец, вскоре после ужина, когда солнце село и взошел молодой месяц, отец позвонил Элис по «фейстайму». Она сбросила звонок и написала ему:

– Пожалуйста, давай поговорим по телефону.

– Лучше по «фейстайму»! – ответил он. Поэтому Элис перезвонила по «фейстайму».

– Привет, папа! – сказала она.

– Привет, солнышко. – Папино изображение лежало на боку, почему-то в горизонтальном положении. – Как дела?

– Хорошо, – ответила она и рассказала ему про тест. На вопрос, как дела, отец принялся вещать о Пелопоннесской войне. Элис вспомнила, что он живет в глуши, совсем один, и читает книги о Древней Греции. Ей стало грустно, но нельзя же сказать другому человеку, что он счастлив неправильно.

Вернувшись в комнату с очередным куском пиццы, Питтипэт сразу узнала голос потенциально бывшего свекра и вспомнила, что, несмотря на замечательный день, проведенный в парке, ее жизнь катится под откос.

– Ты где? – спросил мистер Квик. Внезапно оказалось, что неудобной темы не избежать.

– У Билла и Питтипэт, – ответила Элис.

– Понятно.

Разумеется, он знал о том, что произошло, но не собирался это обсуждать. Он даже не поинтересовался, как дела у Питтипэт, а просто сменил тему:

– Мы открыли бассейн. Мало ли, вдруг захочешь приехать на выходные.

Элис вздрогнула, услышав слово «мы». Не было никакого «мы». Отец жил один, и хотя суровый северный нрав не позволял ему просить о внимании, Элис понимала – он в нем нуждается. К тому же было жарко, и ей хотелось поплавать.

– Можно я возьму с собой Питтипэт?

– Конечно, – ответил отец и снова переменил тему.

Естественно, Рокси тоже пожелала поехать. Даже если бы Элис захотела отказать, нельзя забывать про длинный список событий, званых вечеров, дружеских пирушек, праздничных мероприятий и встреч, на которые Рокси приглашала ее в течение лета. Нужно ответить любезностью на любезность.

Следующим утром они сели на пригородный поезд на Сто двадцать пятой улице. Пятьдесят пять минут спустя мистер Квик на старой «Субару» встретил их на маленькой привокзальной площади в Бедфорд-Хиллс и повез в свое жилище, которое Билл и Элис величали «новым домом». Дом был заполнен сувенирами, привезенными отцом из научных экспедиций, и памятными вещицами из детства Элис. Еще полгода назад нужно было уговорить папу нанять уборщицу.

Они выгрузили сумки, расселились по комнатам и поужинали едой из «Радужной панды».

– Как дела у Карлоса? – поинтересовался отец, передавая спринг-роллы.

– Не знаю, папа, – удивленно ответила Элис. – Спроси у него лично.

– У нее теперь новый парень, – встряла Рокси. – Гровер Кайнс. Правда, я с ним еще не знакома.

– Ах, вот оно что, – отозвался мистер Квик. – Ну ладно. Хотя Карлос мне нравился.

Еще бы. Они оба – простые люди с простыми увлечениями, свободно плывущие по волнам жизни. Элис не хотелось вглядываться, но сходство было налицо.

После ужина мистер Квик включил баскетбольный матч, а девушки отправились в местный бар.

– Моя бабушка в Коннектикуте живет примерно так же, – заметила Рокси. – Кругом лес да развалюхи. В развалюхах водятся призраки, в лесу – медведи. Призраки и медведи. Нет уж, благодарю покорно.

Элис свернула на дорогу, по которой ей приходилось ездить бесчисленное количество раз. Машина медленно проследовала мимо дома Руди. Там горел свет – кажется, в кухне и столовой. Элис представила, как родители Руди убирают со стола, моют посуду, расставляют ее по местам. Она помнила каждый магнит на холодильнике. Возможно, Руди сейчас там. Почему она не ответила на сообщение? Может, рассердилась? Элис легко убеждала себя, что люди на нее сердятся, хотя и не могла придумать, по какой причине.

Наконец машина остановилась перед маленьким домом в колониальном стиле. В центре лужайки росла магнолия. Дом был выкрашен в белый цвет, правда, в темноте так и не скажешь. Элис приглушила мотор. Стало тихо.

– А вот и старый дом, – сказала она.

– Мы с Биллом здесь поженились, – отозвалась Питтипэт.

В доме уже три с половиной года никто не жил. Рокси пробрала дрожь.

– Почему там темно?

– Новый хозяин – какой-то русский. Я так поняла, он скупает дома по всему городу, чтобы потом выгодно перепродать. Он здесь не живет и даже не сдает. Это просто недвижимость, в которую он вложил деньги.

– Кошмар какой.

– Да уж.

Они смотрели на дом, словно чего-то ожидая, но тот продолжал мирно спать. Вдруг Элис заметила нечто необычное.

– Видите окно справа от двери? Вон то, маленькое?

Рокси и Питтипэт прищурились. В небольшом оконце брезжил тусклый желтый свет.

– Это кладовка в прихожей, – сказала Элис. – Я любила в ней прятаться. Если закрыть дверь, там темно, так что мама поставила ночник. Когда мы переезжали и уже погрузили вещи, я прошлась напоследок по пустому дому и заметила ночник. Сначала хотела забрать его, но передумала, включила и закрыла дверь. Это было три года назад. Удивительно, что лампочка до сих пор не перегорела.

– Зажгла свечу – прямо как в Хануку, – заметила Рокси.

– Это единственное, что осталось в доме от Элис Квик. Бубачкин ночник.

– Какой ночник?

– Бубачкин. Бабочкин. В форме бабочки.

Когда Элис было три года, она нашла в саду гусеницу. Она бережно хранила это воспоминание, не подозревая, что отец снимал ее на новенькую видеокамеру. Много лет спустя он оцифровал семейные видео, но никто так и не удосужился их посмотреть. Никто, кроме меня. Так вот, Элис нашла гусеницу и принесла отцу.

– Что это?

– Гуничка!

– Гуничка? – переспросил тот. (Элис смутно помнила, как что-то загораживало его лицо. Это была видеокамера.)

– Да, гуничка.

– А когда гуничка вырастет, то превратится в бубачку?

Мама смеется над папиной шуткой. Элис смотрит на папу и делает такой вид, будто тот сморозил глупость. Она понимает, что он ее дразнит? Она знает, что нет такого слова – «бубачка»? Или просто поняла по его тону, что это шутка, и научилась делать выражение лица «папа только что пошутил»? Неизвестно.

Ветер зашуршал листвой. На дороге показались фары.

Рокси смотрела на дом и видела мрачное место, полное призраков и медведей. И никакой сотовой связи.

Питтипэт смотрела на дом и видела свою свадьбу, махровые розы и пионы не по сезону, красный ковер, тянущийся от террасы мимо японского клена к алтарю, и безмолвный страх, что ее семья все испортит.

Элис смотрела на дом и видела мать.

– Гуничка, ты здесь?

Естественно. Она всегда в кладовке – читает, раскрашивает или просто придумывает всякие небылицы.

– Естественно, – отвечает Элис. Она только что выучила это слово и постоянно его употребляет.

– Я так