1 сентября (по греческому календарю — 10 боэдромона) все неофиты Великих мистерий согласно обычаю начинали воздерживаться от мяса и вина. 14 боэдромона, за пять дней до начала шествия процессии мистов в Элевсин, из тамошнего святилища прибывали жрецы и жрицы бога Диониса Иакха с атрибутами культа — специальными корзинами. Иерофант тут же поднимался на Акрополь к Парфенону и сообщал Афине о прибытии нездешнего бога[527].

На следующий день архонт басилевс, верховный жрец Афин, принимал в Пёстром портике обоих главных элевсинских жрецов — иерофанта и дадуха.

Пёстрый портик — место примечательное. Он был сооружён в V веке на афинской агоре и являл собой здание из мрамора и известняка длиной 36 метров и шириной 12 метров. Находился он в самой высокой части агоры близ дороги к акрополю. Своё название Стоя Пойкиле (Пёстрый портик) он получил, поскольку являлся картинной галереей. Портик был расписан знаменитым художником V века Полигнотом вместе с Миконом Младшим. Художники использовали восковые краски. Известны сюжеты картин, украшавших стену Пёстрого портика: бой Тесея с амазонками, разрушение Трои, а также изображения недавних исторических событий — марафонской битвы и сражения афинян со спартанцами. Портик стал особенно знаменит на рубеже IV–III веков до Р. Х., когда под его сводами занимался со своими учениками знаменитый философ Зенон из Кития. По месту рождения этого философского течения — стоя (портик) — оно получило название «стоицизм»[528].

Вернёмся к мистерии. В Пёстром портике иерофант и дадух получали разрешение через вестника пригласить весь народ Афин на таинство в Элевсин. Тот, кто желал быть приглашённым на действо, был обязан выполнить три обязательных условия: его руки не должны быть запятнаны кровью; он должен владеть внятной греческой речью; должен быть известен праведной жизнью, то есть никогда не представать перед судом по каким-либо обвинениям.

Помимо этих существовало ещё одно особое условие: неофит в предшествовавшем году, не менее девятнадцати месяцев назад, обязан был участвовать в Малых мистериях.

Римляне допускались к участию в Элевсинских мистериях. Это могли быть и мужчины, и женщины старше девятнадцати лет. Они должны были свободно владеть греческим языком, быть формально усыновлены каким-либо аттическим семейством, а также уплатить высокий денежный взнос[529].

Адриан этим условиям соответствовал полностью. «Божественной эллинской речью» он владел образцово, ещё во время пребывания в Афинах при Траяне он был должным образом усыновлён и получил право даже стать архонтом-эпонимом столицы Аттики. Что до денежного взноса — это был для него вообще не вопрос.

Для нас здесь наиболее необычным представляется убеждение Адриана в отсутствии на его руках крови. Разумеется, речь никогда не шла о крови, пролитой на войне за отечество. Такое кровопролитие во все времена и везде почиталось, почитается и будет почитаться как праведное. Но вот гибель четырёх ближайших соратников Траяна, тех самых «четырёх консуляров»… Получается, что Адриан либо не считал себя повинным в их гибели — виноват-де Аттиан, да и сам сенат сие одобрил, а император вообще пребывал в далёкой Дакии, в густых лесах Карпатских гор, ничего не ведая о делах, в Италии и в самом Риме творящихся… Либо, что, возможно, ближе к истине, он искренне полагал любимцев Траяна своими ненавистниками, в силу чего на заговор против нового, им нежеланного цезаря, вполне способными. Казнь действительных заговорщиков не может быть поставлена императору в укор. С этой точки зрения крови на руках Адриана нет, и он с полным основанием может стать мистом на предстоящих Элевсинских таинствах.

Троекратный призыв и следование ему окончательно формирует участников предстоящей мистерии, далее следуют новые обряды.

Ранним утром 16 боэдромиона по Афинам звучит клич: «Мисты! К морю!» Все участники идут на берег моря и совершают омовение. После ритуального омовения следует жертвоприношение поросёнка. После этого приносятся жертвы Деметре — овца, затем Коре-Персефоне — баран. На следующий день мисты принимают очищение ветром с помощью веялки и огнём, для чего им служат факелы. Тогда же аттические крестьяне приносят в жертву Деметре и Коре свинью.

Именно Деметра и Кора присутствуют на древнейшем из сохранившихся изображений Элевсинских мистерий. Они были найдены под руинами так называемой «гробницы Триптолема» в Элевсине. Триптолем — юный царь Элевсина, которому Деметра дала зёрна пшеницы, и он первым трижды вспахал плугом поле и бросил в него семена. Поле дало богатый урожай, ибо оно было благословлено Деметрой, а Триптолем на чудо-колеснице, запряжённой крылатыми змеями, по повелению богини облетел всю землю и научил людей землепашеству.

Так вот, на изображении, датируемом приблизительно 440 годом до Р. Х., присутствует обнажённый юноша Триптолем в окружении обеих владычиц: Деметра, стоя к нему лицом, протягивает царскому сыну пшеничный колос, а Кора за спиной у юноши простирает руку над его головой. Жест благословляющий, и в то же время её ладонь как бы прикрывает пламя. Изображение передаёт очевидную суть обряда: богиня-мать дарует человеку то, что будет питать его тело, — хлебные зёрна, а дочь наделяет духовным огнём, пробуждающим душу[530].

И вот, наконец, 19 боэдромиона — «полный сбор». Процессия мистов собирается в Афинах на агоре у Пёстрого портика. Там иерофант и факелоносцы в последний раз предостерегают от участия в мистерии тех, у кого руки в крови, кто чужд праведной жизни и дурно говорит по-гречески. Адриан, разумеется, предостережение это в свой адрес не воспринял, и потому мы вместе с ним отправляемся в путь со всей процессией.

Процессия покидает Афины через Священные ворота и выходит на Священную же дорогу. Длина этой дороги до Элевсина — 22 километра, процессия одолевала её за три дня[531]. За это время совершались на стоянках положенные обряды, а мисты сберегали силы для священной ночи[532].

Процессия выглядела следующим образом: впереди шествовали два вестника в чёрных одеждах, за ними, тоже в чёрном, — верховные жрецы: иерофант, дадух и корик, далее — две жрицы с корзинами на головах. Чёрные одежды вестников, жрецов и жриц символизировали цвет разгневанной и скорбящей Деметры. За жрецами и жрицами несли деревянное изображение Иакха-Диониса, украшенное миртом. Далее шли собственно мисты, числом обычно до двух тысяч человек, порой и более. Среди них — наш герой, внешне ничем не отличимый и безоружный. Мы помним, что именно так описал Адриана его биограф Элий Спартиан, упоминая о его участии в Элевсинских таинствах[533].

Первые обрядовые действия происходили на мосту через солёные озёра Рэты. До Адриана здесь никакого моста не было, и путники-мисты встречались с первыми трудностями. В 112 году, будучи архонтом-эпонимом Афин, Адриан проявил заботу об участниках шествия к Элевсину. Его тщанием через Рэты был сооружён широкий каменный мост. Теперь, принимая участие в Элевсинских таинствах, уже император Адриан мог оценить правильность собственного деяния и его