преступники. А ведь по Траяну «доказанный христианин» подлежит наказанию. А наказание это, поскольку Optimus Princeps ничего не возражает против сложившейся практики, коей, по его собственному признанию, следует Плиний Младший, наместник провинции Вифиния, — казнить уличённых христиан только за то, что они христиане. Адриан же очевидно требует: докажите, что эти люди совершили действительные преступления. Принадлежность к христианству он за таковые не считает. И это отличие представляется принципиальным. Да, рескрипт Траяна Плинию продолжал формально действовать во время правления Адриана, но трактовка его стала иной. И дело было не просто в его смягчении[574]. Дело было в совершенно новом подходе. Христианина можно наказывать за совершённые им преступления. Но вероисповедание его преступным не является.

Сами христиане не могли этого не осознать. Именно потому как раз в царствование Адриана представители молодой и далеко не самым широким образом распространившейся в Империи конфессии решаются открыть диалог с высшей властью, ибо видят в лице нового императора человека с исключительно широким интеллектом, способного воспринимать их учение без традиционных для римлян и эллинов языческих предрассудков. А таковые ведь были, да ещё какие! Величайшие мыслители Римской империи той эпохи — Публий Корнелий Тацит, Гай Светоний Транквилл, Плиний Младший — видели в христианстве лишь «зловредное суеверие». Такое определение дал новой религии Тацит. Светоний, жёстко осуждавший тиранию Нерона, его безжалостную расправу над христианами совершенно одобрил, хотя не мог не понимать нелепость и лживость обвинения их в поджоге Рима. Плиний Младший преспокойно отправлял христиан на казнь только за то, что они христиане. Невозможно даже представить себе обращение христиан за справедливостью к какому-либо римскому императору до Адриана. Единственно Тиберий оставил по себе у христиан добрую память, но ведь тогда новая вера только зарождалась. Траяну припишут милосердное желание смягчить применение собственных суровых мер к христианам, но это чистой воды позднейшая легенда. А вот к Адриану впервые обращаются видные христиане — тот же Кодрат (Квадрат) и Аристид Афинский. И их Апологии как минимум не отвергнуты. Особенно важным представляется здесь происхождение второго «адвоката» христианства — Аристида. То, что он был афинянин, свидетельствовало о появлении совершенно нового типа проповедников и апологетов веры Христовой. Только люди, глубоко знакомые с греческой культурой, владеющие диалектикой, культурой диалога, могли быть уверенными в себе полемистами в противостоянии с язычеством, имеющим на своей стороне выдающихся интеллектуалов. Они могли стать даже лучшими наставниками, нежели прежние чисто апостольские проповедники[575]. Потому-то именно Эллада, её интеллектуальная столица Афины, и порождает первых адвокатов христианства[576]. Отсюда и естественное стремление их обратиться к императору-эллинофилу, пусть и погряз он в язычестве, посвящён в нечистые таинства, — только так могли выглядеть в глазах христиан Элевсинские мистерии[577].

Нам неизвестно, действительно ли Апологии Кодрата (Квадрата) и Аристида Афинского оказали влияние на Адриана и определили его взгляд на христианство и на самих христиан. Как писал видный русский исследователь взаимоотношений раннего христианства и Римской империи профессор А. П. Лебедев, «было бы слишком смело предполагать, что император внимательно прочёл эти апологии и что они подействовали на него в благоприятном для христиан смысле; император так много получал различных прошений от частных лиц, что едва ли имел возможность читать их и оценивать их содержание»[578]. Конечно, исключать их воздействие мы тоже не можем. При своей замечательной любознательности Адриан, узнав о направленных ему посланиях в защиту малознакомой ему конфессии, мог попросить секретаря изложить ему суть таковых. Мог и в самом деле прочесть. Кто знает настроение императора в тот день? Но, памятуя о въедливой в отношении любых интеллектуальных новинок натуре Адриана, мы не усомнимся в желании его разобраться, что за религиозная секта существует во вверенной ему богами Империи, кого она почитает, чем отличается от прочих. И почему, наконец, к ней у власти, каковую он, между прочим, возглавляет, столь недоброе отношение?

Флавий Вописк, один из авторов «Писателей истории августов» («Scriptores Historiae Augustae»), творивший век с лишним спустя после правления Адриана, в жизнеописании двух крайне недолго правивших императоров — Фирма и Гая Юлия Сатурнина (280) — поместил также письмо нашего героя к консулу и своему родственнику Сервиану. В письме этом Адриан писал о христианах. В данном случае о египетских. Итак, слово императору: «В Египте христиане почитают Сераписа, и называющиеся христианскими епископами воздают ему поклонение. Здесь не найдётся ни одного начальника иудейской синагоги, самаритянина, христианского пресвитера, из которых тот или иной не был бы или математиком, или прорицателем, или врачом, лечащим помазанием елея; все они почитают Сераписа. Самого иудейского патриарха, как скоро он приходит в Египет, одни заставляют поклоняться Серапису, а другие Христу. Бог у них, египтян, один. Его почитают христиане, иудеи и все народы»[579].

В качестве единого бога, исповедуемого, как представляется Адриану, всеми египтянами, включая иудеев и христиан, выступает Серапис — греко-египетское божество эллинистической эпохи, олицетворявшее изобилие, плодородие, но также и подземное царство и загробную жизнь. Символ оплодотворяющего Нила.

Культ Сераписа был замечательно популярен в Египте эпохи Птолемеев. Собственно, и восходил он к Птолемею I Сотеру, диадоху, соратнику Александра Великого и первому царю эллинистического Египетского царства. Римский Египет культ этого греко-египетского божества унаследовал. Римские власти ему не препятствовали, и во времена Адриана он продолжал настолько процветать в Египте, что воспринимался в качестве главного культа. Оттого и кажущееся странным впечатление Адриана о Сераписе как едином боге, почитаемом и собственно египтянами, и иудеями, и христианами. Легче всего назвать такие представления о поклонении христиан и прочих Серапису нелепостью. Но нам здесь важно иное. В его отношении к христианам не ощущается никакой вражды. Притом он понимает, что приверженцы этой религии поклоняются единому богу, что у них есть своя конфессиональная иерархия — епископы, пресвитеры. Наконец, среди них имеются люди труда интеллектуального — математики, врачи. То есть представители той категории людей, к каковой Адриан был всегда более всего расположен. Да и против прорицателей он ничего не имел, будучи человеком своего времени. Тем более что иные прорицания, его напрямую касавшиеся, как мы можем вспомнить, даже сбылись. Но и, наконец, при всей своей ограниченности и даже ошибочности знания Адриана о христианах много выше знаний и понимания этой веры Тацитом, Светонием и Плинием Младшим — главными интеллектуалами Рима эпохи «серебряного века».

Лояльность Адриана к христианам подтверждают и иные авторы. Лампридий, ещё один из авторов «Scriptores Historiae Augustae», жизнеописатель Александра Севера, сообщает не просто о благосклонности нашего героя к последователям учения Христа, но и о его намерении построить храм в честь Христа и ввести Христа в число богов Капитолия[580].

Разумеется, заподозрить Адриана в намерении ввести