Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Секунд десять-пятнадцать Олунд читал что-то на экране, после чего разочарованно откинулся на спинку стула.
– Книжку выпрашивала, – сказал он и кивнул на экран. – Лола описывает себя как страстную почитательницу Пера Квидинга и просит издателя прислать ей пилотный экземпляр “Жизни и смерти Стины”. Издатель соглашается с некоторыми оговорками, так как пилотные экземпляры предназначены в основном для журналистов и книжных блогеров. – Олунд пожал плечами. – Ну, теперь мы хоть знаем, как она раздобыла книгу. И какая нам польза от этой информации?
– Она делает образ сталкера еще достовернее, – заметила Жанетт.
Олунд покачал головой.
– А зачем разговаривать со сталкером семнадцать минут двадцать шесть секунд?
На этот вопрос у Жанетт ответа не нашлось, и они некоторое время сидели молча. Наконец у Олунда зазвонил мобильный. Олунд положил телефон на стол и включил громкую связь.
Сквозь шум машин послышался голос Шварца:
– Я закончил в Худдинге и еду в Мэлархёйден, поговорить с Кларой Бундесон.
– Как там Беса?
Шварц коротко рассказал о визите в больницу и изложил слова Бесы о том, как она стала свидетельницей разговора между Кларой и Владимиром, звавшим девочку с собой.
Покататься в его автобусе.
– Послушаем, что скажет Клара, – закончил Шварц. – Если она подтвердит, что такой разговор был, то это попытка похищения. Я подумал, что автобус мог попасть на камеры видеонаблюдения, и засадил одного из наших еще раз проверить записи с камер, расположенных на Кварнхольмене.
После разговора Олунд вопросительно взглянул на Жанетт.
– Ну что, предъявим публике фотографию Владимира? Или сначала покажем ее Каспару?
– Думаю, лучше подождать, – ответила та. – А если с Каспаром ничего не выйдет, то подумаем, не разослать ли фотографию в газеты.
Олунд, кажется, сомневался в правильности этого решения.
– Ну… Вдруг этот Владимир в результате затаится. Да так, что мы вообще никогда его не найдем. Стоит ли рисковать?
Глава 43
Новая Каролинская больница
Один из надзирателей забыл в допросной очки. Каспар прихватил их с собой в камеру, разбил и осколком глубоко порезал себе предплечье. Врачи никак не могли решить, в ведение которого из них попадают поврежденные кровеносные сосуды, осложнения от кровопотери, дисфункция почек, аномалии в деятельности мозга и прочие проблемы Каспара. Медицинская карта молодого человека переходила от специалиста к специалисту со скоростью горячей картофелины.
Новая Каролинская больница работала всего год, но больничный запах уже въелся в стены. Столь же удивительной казалась Ларсу Миккельсену царившая здесь пустота: койки стояли порожними чуть не в каждой второй палате. Ларс не следил за подробностями скандала вокруг больницы, но знал, что ее работа вписывалась в концепцию ценностно-ориентированной медицины, каковая концепция, по словам консультантов, являлась для организации здравоохранения неким универсальным решением.
Концепция концепцией, только при чем здесь пустые кровати, подумал Лассе, оглядываясь в поисках лифта, к которому его направили.
Критика новой концепции здравоохранения мало чем отличалась от критики, которой подвергалась реорганизация полиции; Лассе начинало казаться, что у полицейского управления и этой больницы в целом схожие проблемы. Цели так и не были достигнуты: что руководство, что сотрудники весьма смутно представляли себе, как организовать рабочий процесс. Ни полиция не сумела найти общий язык с гражданами, ни больница – с пациентами. То, что подавалось как рентабельное, обернулось слишком дорогим, а все потому, что крупную организацию попытались загнать в рамки некой универсальной модели.
Так всегда бывает с едиными подходами, подумал Лассе, входя в лифт. Продавать мысль о чем-то универсальном, что якобы подходит всем, – это либо фантазии, либо жульничество, неважно, идет ли речь об одежде или о медицине.
Более осведомленный в этих вопросах Луве объяснял, что идея ценностно-ориентированного здравоохранения обязана своим появлением промышленному производству. Новая Каролинская довольно эффективно работала с простыми недвусмысленными диагнозами; проблемы начинались, когда дело доходило до пациентов с несколькими заболеваниями. Пожалуй, пациентов можно было бы представить как конкурирующие друг с другом продукты, и при таком раскладе Каспар оказывался неконкурентоспособным.
Выйдя из лифта, Ларс прошел еще пару коридоров до отделения, где лежал Каспар. Уже знакомая ему надзирательница сидела на стуле напротив открытой двери и читала. Увидев Миккельсена, женщина сложила газету.
– Рука заживает хорошо, – сказала она. – Но он в каком-то неопределенном состоянии. Никто не понимает, чем оно вызвано. По-моему, на него какое-то лекарство действует.
Каспар потерял много крови; в “скорой” он ненадолго, буквально на полминуты, перестал дышать, и на те же полминуты у него остановилось сердце.
Заглянул на ту сторону, подумал Лассе.
– А в чем оно выражается, это неопределенное состояние?
Надзирательница пожала плечами.
– Он между сном и явью. Спит с открытыми глазами, разговаривает во сне. Хотя через равные промежутки времени оживляется и выглядит довольно бодрым.
Надзирательница кивнула на открытую дверь. Каспар, с забинтованной левой рукой, лежал на спине. На стуле рядом с его кроватью сидел Луве.
Лассе вошел в палату. Он не мог понять, спит Каспар или нет: глаза мальчика были закрыты, но руки шевелились, пальцы подрагивали, постукивали по одеялу. Умиротворенное лицо казалось детским как никогда.
Луве взял в руки блокнот.
– Я записал и расшифровал все, что услышал от него сегодня утром. Вот…
Он с задумчивым видом полистал исписанные страницы, но не успел закончить фразу: с кровати послышался стон.
Глава 44
Безвременье
Я так много хочу рассказать тебе
о медведице, которая позволила мне спать рядом с ней, чтобы я не замерз,
об улье за большим домом,
о том, что я чувствовал, когда сунул руку в улей и ел мед,
о том, как щекотно было, когда по мне ползали пчелы,
о том, как жгло руку, когда я выковыривал ножом свинцовую пулю,
о шуме леса, о его сухом скрипе и стоне, о тянущей болотной песне,
о старой, тощей и костлявой косуле, которая забилась в какую-то дыру, чтобы умереть, и которой я помог умереть, потому что у меня был нож,
о лосихе с лосенком, которые вышли к болоту в нежном зареве морошки, и о безнадежной песне кроншнепа на лесной опушке,
они всегда здесь, сказал я, а мы просто гости,
я хочу рассказать тебе о мозге, что похож на шляпку гриба, а спинной мозг – его ножка, и нервы уходят в почву, высасывают оттуда соки,
о том, что все живое в мире господнем устроено одинаково,
о галактиках, о лепестках цветов, ракушках, снежинках, крыльях насекомых, человеческом теле, атомах и внутренних пространствах, об идеальных эллипсах
