* * *

Дверь нам открывает Мелисса. Она одета для прогулки – спортивные штаны, обувь для бега и флисовая жилетка. Кудрявые темные волосы собраны в хвост. Помню, Эли говорил, что она фанатка бега. Взгляд у нее такой же, как у Наны Бетси, – отсутствующий и печальный.

– Заходите. Рада вас видеть.

– Привет, Мелисса, – говорю я. Вроде бы неправильно обращаться к нейрохирургу на ты, но Эли и Адейр всегда звали родителей Мелисса и Пирс, так что…

Дом по большей части остался таким же, каким я его помню. Даже пахнет так же – мама Эли любит свечи со смешанным ароматом черного чая, листьев табака и кожи, – и это вызывает еще больше воспоминаний.

Я замечаю знакомое выражение боли на лице Джесмин.

– Эй, – шепчу я.

– Эй, – шепчет она в ответ.

Мы идем за Мелиссой на кухню. На тарелке высятся башни из разного печенья и круассанов. Она предлагает нам угощаться.

– Здесь любимая выпечка Эли из пекарни «Provence». Мы ходили туда каждое субботнее утро, когда я не работала и если была хорошая погода. С Адейр мы ходим до сих пор. Джесмин, ты же как-то раз ходила с нами?

Она кивает.

– Я ела шоколадный круассан.

– Они тут тоже есть, – говорит Мелисса.

Мы с Джесмин берем себе по круассану и начинаем есть, пока Мелисса молча готовит свежий апельсиновый сок и ставит перед нами по стакану.

– Пирс тоже будет? – спрашивает Джесмин.

– Ах… да. Он вышел по делам. Должен вернуться с минуты на минуту.

– А что насчет Адейр? – неуверенно спрашиваю я. – Она придет?

Меллиса вздыхает и чуть запинается.

– С Адейр… все непросто.

Ух ты, неужели?

– Мы ее позвали. Она отказалась. Решила переночевать у подруги, – продолжает Мелисса. – Сейчас она там же. Она не готова для всего этого. С близнецами все по-другому. Мы с Пирсом никогда не понимали их связь. Да и как мы могли бы?

– Сегодняшний день не сделает все только хуже? – спрашивает Джесмин.

Мелисса отворачивается от нас и протирает уже и так чистую пеструю гранитную столешницу.

– Забавно на самом деле. Она настаивала на том, чтобы мы провели день прощания, однако сама присутствовать не захотела. Но мы решили пока не развеивать прах Эли. Не без Адейр. Это мы сделаем в другой раз.

Почему Адейр хочет, чтобы ее родители это сделали? От этого мне должно стать легче, но не становится.

– Мы можем все отменить, если хотите, – говорю я.

– Нет, – отвечает Мелисса тихо, но уверенно. – Я хочу это сделать. Нужно разобраться со своими чувствами. Вы оба знаете об Эли то, чего не знаем мы или Адейр.

Она поднимает стеклянную банку, наполненную песком яркого цвета.

– Мы развеем у водопада вот это. Это первое, что для меня сделал Эли, еще в садике. Здесь его творческая энергия. Такой и будет наша церемония.

Воздух заряжен напряжением. Семья Эли и раньше не была мягкой и пушистой. Доедая угощение, мы с Джесмин периодически обмениваемся ободряющими взглядами.

Примерно пять минут спустя слышно, как открывается входная дверь, и появляется Пирс. Он выглядит измученным, до смерти уставшим, исхудавшим, особенно осунулось лицо.

– Всем привет, – говорит он. И хотя у меня нет синестезии Джесмин, для меня его голос звучит как серый.

– Привет, – шепчем мы почти в унисон.

Пирс подходит и чмокает Мелиссу в щеку. Та улыбается одними губами, скорее сжимая их, чем поднимая уголки.

– Угощайся, – говорит Мелисса.

– Я не голоден, – отвечает Пирс.

– Спасибо вам, что решили провести день прощания, – говорит Джесмин. – Рада вас снова видеть. Я скучала.

Мелисса дарит ей более теплую улыбку.

– Мы тоже по тебе скучали. Нам нравилась твоя компания.

– Итак, – говорит Джесмин, – не знаю, что из этого получится, но могу рассказать вам о том, как мы с Эли познакомились, если хотите.

– Мы бы очень хотели об этом услышать, – говорит Пирс. – У нас лишь смутное представление, и только по версии Эли. Не по твоей.

Джесмин делает глоток апельсинового сока и вытирает рот.

– Я заметила Эли в рок-лагере в самый первый день. Нас всех собрали в зрительном зале. Вожатые пытались научить нас панк-рок-аэробике, но я постоянно отвлекалась, глядя на него. Он сидел прямо передо мной. Я подумала, что у него красивые волосы. Длинные, темные и кудрявые. Он напомнил мне Джона Сноу из «Игры престолов».

– Я так боялась, что у него будут мои волосы, – говорит Мелисса. – И, разумеется, так и случилось. Эти постоянные драмы с расчесыванием в детстве.

Джесмин продолжает.

– Я не заморачивалась, я была там ради музыки, а не в поисках парня. Но в любом случае нас стали распределять по группам, и конечно…

– Вы оказались в одной группе, – говорит Пирс, – это все, что Эли рассказал нам.

– И я, такая, думаю, мол, ну и ладно, ведь все знают, что с гитаристами лучше не связываться. Да, он красавчик, но меня это не волнует. И вот мы начали работать над нашей песней для показа, и неожиданно он подходит ко мне со своей идеей: сыграть две партии, восходящую и нисходящую, на гитаре и синтезаторе. Мы над ней поработали и попробовали сыграть. Она была такой теплой, красно-оранжево-розовой…

– Карвер, ты знаешь про синестезию Джесмин? – спрашивает Мелисса.

Я киваю, почему-то задетый тем, что мама Эли узнала об этом намного раньше меня. Это глупо, потому что она мать Эли и чертов нейрохирург, и все же…

– Мне нравилось видеть этот цвет, поэтому я заставляла Эли играть эту часть снова и снова. И мне никогда не казалось, будто он пытается за мной приударить. Он вел себя как идеальный джентльмен. Если кто за кем и приударял, так это я за ним. К концу недели мы уже не расставались ни на минуту. Видели бы вы, в каком я была восторге, когда узнала, что мы учимся в одной школе.

Это история – ледокол, медленно скользящий между моих ребер. Но, в отличие от историй про Блейка, эта ощущается по-другому. Я фиксирую взгляд на своей тарелке, словно в крошках на ней есть объяснение некой тайны. Я боюсь поднимать глаза, потому что не хочу, чтобы кто-то спрашивал, что я чувствую. Я не смогу ответить.

Следующие пять минут мы едим, изредка неловко перекидываясь словом-другим. К тому моменту как Пирс предлагает выезжать, я почти надеюсь, что Джесмин расскажет еще одну историю о том, как бегала за Эли. Хотя от первой истории мне было не по себе, она помогла снять напряжение.

Мы заворачиваем выпечку. Почти у самой двери нас останавливает Пирс.

– Погодите. – Его голос потяжелел еще сильнее, тучи почти разразились ливнем. – Мы забираем часть Эли в последний раз из его дома. Мы вырастили его в этом доме. В тот день, когда мы привезли из больницы новорожденных Адейр и Эли… – Он останавливается и кашляет, собираясь с духом. Пытается продолжить, но запинается. Наконец, прочистив горло, говорит: – Мелисса кормила Адейр. А я сел на крыльце с Эли и позволил ветру впервые коснуться его лица. Я видел, как он впервые слушает шелест деревьев. Это непередаваемо – видеть, как человек в первый раз ощущает дуновение ветра. Эли только раз открыл глаза и взглянул на меня. Я подумал о том, сколько еще всего в этом мире я смогу ему показать.