дала знак Рэю развязать мешок. – Но без вашей помощи эта находка не имеет смысла.

Увидев голову, Объект 904 от неожиданности выпустил щетку.

– Великий космос… Я покупаю! Повешу трофеем. Сколько хотите за нее?

– Вы немного ошиблись. Мы хотим приобрести для нее тело.

– Что? Мое тело? – переспросил он. – Исключено!

– Давайте хотя бы обсудим такую возможность. Чего вам хочется? Может быть, другое тело?

– У меня лучшее тело, которое только можно найти на Земле! Большое, сильное. Ни у кого в Неоморфе такого нет! Другого мне не надо. Не старайтесь напрасно, у вас нет ни единой возможности меня переубедить.

Он отвернулся и продолжил натирку копыт.

– Я предупреждал, – вздохнул Коршун.

Мы отошли в сторону, чтобы избежать возможности быть услышанными. Наш проводник неуверенно остался позади, но Веста махнула ему рукой.

– Ты теперь в нашей команде.

– Отлично, – Коршун жутко осклабился, но, наверное, только хотел улыбнуться. – О чем будем шептаться?

– Нужно собрать Зевса любой ценой, – решительно высказался я. – Без него у нас не будет шанса захватить оружейный завод.

– Вот вы что задумали…

– Нам не собрать робота без помощи Хирурга, – возразил Рэй. – Даже у меня не хватит сил дотащить его на базу Стервятников.

– Найдем способ. Соорудим сани.

– И нам не станут помогать неоморфы, – продолжила мысль марсианина Веста. – Напротив, они ополчатся против нас, убьют или обратят в бегство. Объект 904 восстановят, и мы добьемся только преследования.

– Вы правы. – Пришлось согласиться, но соблазн завладеть могучим роботом искал новые лазейки. – А если предложить в обмен тело водохрюна? Оно больше размерами, хотя и не такое крепкое, как тело робота.

– Можно попробовать. Но возникает вопрос: как убить водохрюна? Он сильней жнеца, и стаи мутантов с нами не будет.

– У меня другое предложение, – вмешался Рэй. – Отдадим голову Объекту 904 и попросим участвовать в захвате оружейного завода в облике Зевса. Помимо головы его наградой будут эксманы, набранные в походе.

Идея понравилась всем, но я не мог не высказать свое предложение про водохрюна.

– Ни за что! – возмутился Объект 904. – Я не променяю свое идеально сложенное тело на жирную тушу водохрюна!

А вот слова Рэя заставили его задуматься.

– Звучит безумно, – размышлял Объект 904 вслух. – Не слышал, чтобы кому-то прежде удавалось захватить оружейный завод. Уж точно не теперь, когда в распоряжении людей гораздо меньшие технологий, чем прежде. Но ведь и я в этих штурмах не участвовал.

– Мы говорим не о штурме, – поправила Веста. – О проникновении на завод и захвате его изнутри. Столкновений по возможности будем избегать, но без прикрытия обойтись не получится.

– Хорошо! – он махнул рукой. – Идем к Хирургу прямо сейчас. Отложу поднадоевший человеческий корпус и примерю бычью голову.

Помимо Хирурга в мастерской работали и другие неоморфы, разделявшие его идеи. Некоторые из них занимались собственными исследованиями.

Нас попросили ждать в приемном отделении. Когда дверь операционной распахнулась, мы – я, Веста и Рей – были поражены.

Хирург не покидал мастерской и все свое время посвящал науке. Теперь уже он ничего о себе не рассказывал, но, по воспоминаниям его первых пациентов, он прошагал полмира, чтобы взобраться на эту гору. Первые операции он производил над самим собой, однако сейчас, глядя на это странное существо, нельзя было даже приблизительно определить, сколько их было. Он походил на мутанта, медицинского робота или мифическое чудовище и в последнюю очередь на человека. Двухметровое тело жнеца с обеих сторон поднималось человеческими корпусами. Каждый из них имел по две очень длинные руки с восемью пальцами, сильно разнящимися формами и размерами: одни, длинные и тонкие, состояли из пяти фаланг, вторые напоминали толстые обрубки, третьи, сухие, почти без плоти, служили зажимами. Из прочих выходили трубки, иглы, вживленные скальпели и даже лазерные окуляры. Его головы на длинных гибких шеях походили между собой, так что он, возможно, родился мутантом с двумя головами и туловищами, которые разделил, изменив до неузнаваемости. Нельзя не отметить и глаза Хирурга: огромные, фасеточные, по три у каждой головы, они выдвигались и отдалялись отдельными гранями, позволяя их обладателю погружать взор на клеточный уровень. В отличие от глаз насекомых они могли вращаться.

На нас смотрела одна сторона Хирурга. Закрыв дверь и развернувшись на 180º, к ней присоединилась вторая.

– Четыре тысячи эксманов – и шесть тысяч сто минут ожидания, – бесстрастно заявил он, выслушав нашу просьбу. В его речи не было жизни, лицо оставалось неподвижным, только шевелились губы.

– Долго, – рассудил я.

– Успеем сходить за блоком полураспада, – прикинула Веста.

Она попыталась сбить цену, и Хирург предложил компромисс.

– Я верну вам половину, если принесете четырех сауритов без серьезных повреждений.

Мы согласились. Я не знал, как пожать эту руку с веером пальцев, потому право действовать предоставил Хирургу. Его кожа оказалась мертвецки холодной, местами мягкой, как шелк, местами грубой, как дерюга. Я даже усомнился, что имею дело с живым существом. Не было жизни не только в его руке, но и в неподвижном лице без морщин, тем более невозможно было обнаружить ее в огромных жутких глазах. Я хотел знать его историю, как он пришел к этому образу, как возводил город, кто были его союзниками, или же весь путь он проделал в одиночку. Но я чувствовал, что не получу ответов, а еще я не хотел с ним говорить. При всем ореоле таинственности, что витал над ним, Хирург совершенно не располагал к беседе. Глядя на него, я понимал, как далеко может завести человека идея: кто ревностно следует за ней, не отступает – высекает искры, пожирающие поля нетореных дорог, которых для идейного человека больше не существует.

Я был рад оказаться снаружи.

Мы вернулись в радиоактивную пустошь и возобновили скольжение по пепельным холмам. Ощущение спокойствия, которое исходило от большого скопления народа в Неоморфе, тянулось за нами резиной, отступало медленно, но с каждым последующим нашим шагом истончалось и противилось продвижению все сильней. В какой-то момент я добровольно сбросил «петлю», которую сам же на себе и затягивал, и пока резина, разорвавшись, не хлестнула больно по спине, признал, что давно уже нахожусь за пределами влияния Неоморфа.

Молчаливая пустота, затянувшаяся непривычно долгим безветрием, угнетала, а сложный рельеф, усеянный отходами из тяжелых металлов, ослаблял восприятие. Чтобы отвлечься, я заговорил:

– Коршун, расскажи о своем прошлом.

– Хвастать нечем, – неохотно начал он. – Я был мародером, как половина современных людей. Собирал то, что плохо лежит, а когда бывал обнаруженным, убивал без зазрения совести. Все заработанное спускал в кабаках и начинал по новой.

– Но теперь ты изменился? – с надеждой спросила Веста.