Клей быстро произвел в уме собственныеподсчеты: сорок тысяч умножить на три тысячи двести… это будет более стадвадцати миллионов. Треть от этой суммы составит… он ощутил слабость вколенках.

– А процент злокачественных опухолей?

– По подсчетам компании, такие случаисоставляют около одного процента.

– То есть пять тысяч дел.

– Как минимум по миллиону каждому.

– Это еще полмиллиарда.

– Миллион – это несерьезно.

– В Сиэтле меньше чем на пять миллионов никтоне согласится.

– Мы ведь говорим о противоправных случаях,повлекших за собой смерть.

У каждого адвоката было собственное мнение, иони наперебой принялись их высказывать. Восстановив порядок, френч провозгласил:

– Джентльмены, ужин!

* * *

Ужин обернулся сплошным кошмаром. Обеденныйстол представлял собой гигантский полированный брус, выточенный из целогодерева – великолепного красного клена, простоявшего несколько веков, пока он непонадобился богатой Америке. За этим столом могли усесться по меньшей мересорок человек. В тот вечер гостей было всего восемнадцать, и они благоразумнорассредоточились по периметру стола, иначе дело могло дойти и до потасовки.

Среди всех этих бойких парней, каждый изкоторых мнил себя яркой личностью и лучшим адвокатом на свете, самым мерзкимпустозвоном был громогласный и настырный техасец Виктор К. Бреннан из Хьюстона.После третьего или четвертого бокала, не успев разделаться с толстеннымбифштексом, он начал сетовать на слишком малые суммы компенсаций. У него былнекий сорокалетний клиент, делавший большие деньги, процветавший, а теперь вотзаполучивший из-за дилофта злокачественную опухоль.

– Я мог бы от любого техасского жюри добитьсядля него десяти миллионов прямой компенсации и еще двадцати за моральный ущерби упущенную выгоду, – вещал он.

Большинство присутствующих с этим согласились.Некоторые даже заявили, что могли бы на своей площадке достичь и большего.Френч твердо придерживался теории, что если несколько человек получат миллионы,то основной массе пострадавших останутся крохи. Бреннан на это не клюнул, нодля возражений нужной аргументации не нашел. Просто у него было смутноеподозрение, что «Лаборатории Акермана» располагают гораздо большей наличностью,чем хотят показать.

Сотрапезники разделились на две группы, носостав их менялся так быстро и принадлежность каждого к той или иной партиибыла настолько зыбкой, что о большинстве присутствующих Клей не мог бы дажесказать, какую, собственно, точку зрения кто защищает. Френч подловил Бреннанана утверждении, будто тот может выторговать столь высокий штраф, заметив, чтодоказать дело в суде будет не так-то просто.

– Но у вас же имеются какие-то документы, еслия правильно понял? – не сдавался Бреннан.

– Клей достал кое-какие документы. «Акерман»пока этого не знает. Вы, ребята, их не видели и никогда не увидите, еслиотколетесь от нас.

Все семнадцать человек (исключая Клея)отложили ножи и вилки и одновременно загалдели. Официанты предусмотрительноудалились. Клей так и видел, как они попрятались под кухонные столы. Бреннануне терпелось с кем-нибудь сцепиться. Уэс Солсбери не собирался отступать.Посыпались нецензурные выражения. В разгар этой грызни Клей взглянул в дальнийконец стола и увидел, что Пэттон Френч спокойно понюхал вино в бокале, отпилнемного, закрыл глаза и предался смакованию нового сорта.

Сколько таких драк довелось ему вот так женевозмутимо пережить на своем веку? Сотни? Клей отрезал кусок бифштекса.

Когда гвалт утих, Берни из Бостона рассказаланекдот про католического священника, и все стервятники разразились дружнымхохотом. Минут пять адвокаты наслаждались едой и винами, пока Алберт из Топикине предложил свой вариант: довести «Лаборатории Акермана» до банкротства. Ондважды проделывал такой трюк с другими компаниями и добивался неплохихрезультатов. В обоих случаях его жертвы использовали закон о банкротстве, чтобывыпотрошить свои банки и кредиторов и таким образом выплатить Алберту и тысячамего клиентов максимум наличными. Кое-кто выразил сомнение по поводу егостратегии, Алберт оскорбился, и вскоре в зале бушевала новая свара.

Они ссорились друг с другом весь вечер – сновавозникал вопрос о документах, снова предлагалось идти в суд, вместо того чтобыдобиваться быстрого соглашения, вновь и вновь поднималась тема «своейплощадки», объединения дел и расходов, обсуждались гонорары. У Клея в желудкестоял ком, и он не произнес ни слова. Остальные же, казалось, получали от едыогромное удовольствие, не переставая при этом вести перепалку с двумя или тремяоппонентами одновременно.

Вот что значит опыт, сказал себе Картер.

По окончании этого самого долгого в жизни Клеяужина Френч повел всех обратно в бильярдную, где их ждали коньяк и сигары.Люди, в течение трех часов казавшиеся непримиримыми противниками, теперь пили исмеялись, как члены одного дружного землячества. При первой же возможности Клейулизнул и, затратив немало усилий, нашел наконец свою комнату.

* * *

Доклад Барри и Харри Шоу был назначен надесять утра в субботу – время, когда все отсыпались с похмелья или давилисьобильным завтраком. Френч организовал ловлю форели и стрельбу по тарелочкам, нони один адвокат не принял участия в развлечениях.

Барри и Харри имели в Нью-Йорке собственнуюфирму, которая занималась исключительно тем, что анализировала состояниефинансов компаний, предназначенных в жертву. У них были свои источники,обширные связи, шпионы, и они имели репутацию людей, способных влезть под кожулюбой корпорации и выяснить истинное положение дел. Френч вызвал их длячасового доклада.

– Это обошлось нам в двести «косых», – сгордостью шепнул он Клею на ухо. – Но мы заставим «Акермана» возместить и этотрасход. Не сомневайтесь.

Тактика доклада была у них давно разработана:Барри чертил графики, Харри водил по ним указкой – точь-в-точь два профессорана лекции. Оба стояли лицом к публике в небольшом зале, расположенном подбильярдной. На сей раз адвокаты слушали молча.

Сумма страховки «Лабораторий Акермана»составляла минимум пятьсот миллионов – триста от страховщика ответственности идвести от вторичного страховщика. Анализ движения денежной наличности былособенно насыщенным, Харри и Барри говорили оба, дополняя друг друга. Онижонглировали цифрами и процентами до тех пор, пока всю честную компанию неначало клонить в сон.