Эл махнул рукой в сторону притихшей Граю.

– Там на Давмира обратил внимание один незнакомец. Чужак подсел за стол к парнишке, угостил выпивкой и собственной закуской. Они разговорились. Видно, Давмир уже так устал от своих скитаний и вечного страха, что, неожиданно для самого себя, без всякой утайки выложил этому бродяге всё о своих злоключениях. А новый знакомый, выслушав беднягу, заявил, что таких вот скитальцев в наше время полным-полно. Судьба у каждого своя, а итог у всех один – дорога без конца и края. Вернее, есть край, но только после него уже ничего нет… И в одиночку уцелеть, ясно-понятно, трудно. Гораздо легче спастись в стае, когда тебя окружают такие же изгои. И предложил тот незнакомец Давмиру присоединиться к его разбойничьей вольнице, и тот, ясно-понятно, согласился, поскольку выбора, по сути, у него не было.

– И незнакомцем этим, очевидно, был не кто иной, как ты сам? – предположил Наир.

– Ну, разумеется, мой друг, – ухмыльнулся Эливерт крайне иронично. – У тебя просто нечеловеческая проницательность. Может это оттого, что ты не человек? Разумеется, я был тем самым бродягой, который предложил Давмиру вступить в ряды воровской вольницы. Случилось это давно, ещё до Битвы при Эсендаре, ещё до Лэрианора, и до того как… Ну, ты сам знаешь…

Эл болезненно покривился и непроизвольно потёр шрам на скуле.

– Подумал Давмир, подумал, да и примкнул к нашей волчьей стае. Хоть, по правде сказать, не годился он для такой житухи. Вроде, и драться умел, и в оружии толк знал, и силищи у него было через край – куда мне дохляку до того кузнеца! Но убивать, даже защищаясь, не умел. По сути, того сальварского стража порядка, что на его невесту глаз положил, пришил он совершенно случайно… Хватки ему не хватало, ловкости – а ведь вору без этого нельзя, пропадёшь. Об осторожности он не думал, всё мечтал о чём-то, грезил, как вернётся домой да заживёт со своей ненаглядной Вириян. Мы и вправду пару раз в Сальвар наведывались. Риск, ясно-понятно, был велик, да уж больно по невесте скучал горе-разбойник. Вириян известие о том, что Давмир её на самом деле разбоем занялся, не по душе пришлось. На меня она косилась как на врага заклятого, недолюбливала, чуяла, что до добра это не доведёт… Отец её к тому времени в тюрьме сгнил, мать вскорости померла, а она со своей несостоявшейся свекровью, матерью Давмира, так жить и осталась. Такую родную дочь не каждому Небеса пошлют, а тут – даже не невестка, а жили душа в душу. Ждала она своего Давмира. Редкие эти приезды ей всё равно, что великие празднества были. Только каждый раз Вириян просила бросить дела наши лихие, просила осторожнее быть. Его просила. И меня тоже. Так и сказала мне тогда, при последней встрече: «У Давмира голова горячая. Он опасности не видит, словно ребёнок в огонь сунется и не поймёт, пока не обожжётся. Ты, Эливерт, жизнь повидал, ты как зверь беду нутром чуешь. Потому тебя прошу – береги его, моего Давмира! Ты его на этот путь поставил, в попутчики к тебе он не напрашивался – ты сам позвал. Тебе теперь за него и ответ нести. Лишь на тебя уповаю! Сбереги, Эливерт!»

Разбойник устало вздохнул.

– Не сберёг... Не умел он убивать, Давмир этот. И защищаться толком не умел. Сердце у него, дурака, слишком доброе было. Потому он стал одним из первых, в Эсендаре, в ту ночь. Одним из первых, кого я потерял тогда. Когда началась резня… Там головы сложили такие ребята! Они даже не воины были, а духи тьмы, призраки. Куда уж Давмиру! Он погиб на моих глазах. Одним из первых в ту ночь, когда кровь от ужаса стыла в жилах. И было всё, как в кошмарном сне, только гораздо страшнее.

Пред невидящим взором Эла, словно вновь вставали картины прошлого.

– Тогда я узнал, что такое смерть. Хоть много раз я видел, как приходит Вечная Дева отнимать наши жизни. Но только там, в Эсендаре, когда словно волчью стаю загнали нас легавые в ловушку, я почуял, как смерть схватила меня за горло, и отовсюду во тьме зиял её оскал. Она косила самых лучших моих ребят, собирала свой кровавый урожай. А мы метались, как загнанные в угол крысы, бессильные, отчаявшиеся, очумелые от ужаса. Мы верили, что эсендарская вольница неуязвима. И вдруг оказалось, что мы так же слабы и ничтожны, как все люди. Это было страшно, Наир! Не умирать… нет! Куда страшнее видеть смерть вокруг, гибель друзей, и быть не в силах это остановить. Воровская судьба – не стрела, так петля, – невесело хмыкнул разбойник. – Страшно, Наир…

– Я знаю, Эл, – мрачно кивнул лэриан. – Страшнее не придумаешь. Ты бы тише говорил о своём ремесле. Здесь ушей полно. Пусть за руку не пойман, но если донесёт кто стражам порядка о твоих речах, мы можем надолго загреметь в темницу…

– Не боись, Ушастик! Мы теперь под защитой её светлости миледи Лиэлид. Да продлят Небеса её дни и пошлют ей побольше сахара в чай! – пафосно произнёс Эливерт, вздымая руки вверх. – И пусть подавятся все легавые этого городка, пусть захлебнутся собственной слюной, но я не намерен прятаться сейчас. Должна же быть хоть какая-то выгода с того, что мы лижем зад этой Лиэлид. Мы уже не так далеки от Жемчужных Садов, здесь её почитают как Мать Земли, и нам нечего опасаться, мой друг. Назовись я хоть Владетелем Мрака – никто не тронет нас, ведь мы под покровительством миледи Лиэлид. Однако я отвлёкся…

– Да, – кивнул Наир, – чем же закончилась история Вириян и Давмира?

– Собственно, их историю я уже закончил, – пожал плечами разбойник. – Давмир погиб в Эсендаре, и с тех пор это уже история только лишь Вириян, вдовы-невесты, так и не ставшей женою. Я выжил, – вздохнул Ворон. – Единственный из всех, как тебе известно. И спасло меня чудо по имени Миланейя. Когда я встал на ноги и начал покидать лес, я отправился в Сальвар навестить Вириян. В вольнице есть обычай, если кого-то из наших убивают, остальные должны позаботиться о его семье, о близких, если таковые имелись. Как правило, в стаю собираются одинокие бродяги, у которых ни кола, ни двора, ни жены, ни даже пса. Но у Давмира была Вириян…