Правда ли, что состоялся подобный разговор, незнает никто, но режиссера не посадили в лагерь, не выдворили из страны, простоотчаянно ругали в газетах, не давали званий, обходили наградами, но тем неменее работать не запрещали.

– Молодец! – похвалила любовникаЮля. – Это все?

Володя почесал переносицу.

– Еще он был любим женщинами, женился впреклонных годах на какой-то молодой девице, та родила ребенка… Подробностей неназову. Эта часть книги мне была неинтересна, я ее просто пролистал. Единственное,что знаю точно, Анчаров сейчас причислен к классикам, он получил все мыслимые инемыслимые награды, его осыпали почестями, обвесили лавровыми венками, закидалиорденами и медалями. Несмотря на старость, Константин Львович бодр, активноработает, причем не только ставит пьесы, но и преподает в вузе, пишет статьи,даже ходит по тусовкам.

– Это все? – вновь спросила Юля.

Коэн дернул плечом.

– Вроде да.

Чупинина плюхнулась на диван, задрала ноги наспинку и заговорила:

– Верно рассказал. Правда, сейчас Анчаровуже не имеет былой популярности. Раньше он единственный из всех позволял себе вспектакле изобразить, допустим, сцену в метро. Люди спешат по эскалатору, иодин пассажир говорит другому:

«Отойдите, я тороплюсь. Те, кто стоят, должнынаходиться справа».

«Верно, – отзывался второй актер, –справа нет движения, вот слева, там жизнь».

В этом месте зрители начинали аплодировать ишушукаться:

«Ах, как смело! Анчаров намекает на левуюоппозицию в советском обществе».

Но сейчас подобные фразы уже никого невосхищают, сменилось поколение, для молодых Константин Львович – посыпанныйперхотью пень. Но все равно он классик, борец за демократию и так далее.Правильно?

– Ну? – кивнул Владимир, непонимавший пока, куда клонит Чупинина.

Юля потерла руки.

– А теперь слушай. Анчаров стукач.

Коэн вытаращил глаза:

– Не понял.

– Внештатный сотрудник КГБ, –возбужденно продолжала любовница, – работал под кодовой кличкой«Станиславский». Кагэбэшникам не откажешь в чувстве юмора. Сколько он народусдал! Я имею убойный материал.

– Ох и ни фига себе, – простоналВладимир.

– Сохранилось все, – ликовалаЮля, – доносы, расписки, заявления Анчарова с просьбой предоставить ему зазаслуги квартиру, дачу, разрешить приобрести иномарку. Супер, да? Между прочим,правдолюб всем врал, что «мерс» ему подарили в качестве премии французы.

– Ага, – растерянно кивнулКоэн, – Юль, не пиши о нем.

– Почему? – прищуриласьлюбовница. – Взорвется бомба, дерьмо попадет в вентилятор!

– Лучше не надо.

– С ума сошел?

– Понимаешь, Анчаров – символ порядочности, –забормотал Владимир, – некий термометр, которым измеряют интеллигентность.Многие пятидесятилетние люди уверены: мир менялся, рушились режимы, но Анчаровоставался самим собой. Он не дрогнул в советские времена, не встал на колени вперестройку, не удрал на Запад, не купился за кусок колбасы, выстоял вреволюцию. Константин Львович – человек, на которого следует равняться. Тысейчас разрушишь идеал, а людей нельзя лишать иллюзий, пожалей читателей. Однодело писать, как некая певичка затевает фальшивый развод с мужем, чтобыпривлечь к себе внимание прессы, другое – сталкивать с пьедестала кумира. Стаким же успехом можно сообщить, что стихи за Пушкина кропал камердинер.Представляешь волну народного гнева и разочарования?

– Ой, сейчас заплачу, – фыркнулаЧупинина, – имей я доказательства о «неграх» Пушкина, мигом бы забацаламатерьяльчик. А таких, как Анчаров, надо сбрасывать с вершин! Ишь, борец заправду! Орал о своем неприятии советской власти, давал убежище на дачедиссидентам, а потом таскал магнитофонные записи бесед с ними в КГБ!

«Сама ты хороша, – чуть было не ляпнулКоэн, – разве ты имеешь право осуждать Анчарова?»

По счастью, Владимир поймал фразу на кончикеязыка. Юлечка не заметила странного выражения на лице любовника и азартно выкрикнула:

– Это еще не все!

– Что еще? – поразился Коэн.

– Чудовищная вещь!

– Хуже стукачества?

– Намного!

– Говори.

– Догадайся!

Владимир развел руками.

– Он болен СПИДом?

– Нет.

– Сифилисом?

– Речь не о здоровье, – захихикалаЮля, – хотя и о нем тоже.

– Не понимаю.

– Сдаешься?

– Да.

Чупинина вскочила с дивана, подошла к буфету,вытащила бутылку коньяка, наплескала немного в фужер и заявила:

– Он женился на молоденькой!

– Эка невидаль, – ухмыльнулсяКоэн, – ну ты и нарыла компромат. У нас даже поход налево не осуждается.Кабы Ельцин или Путин с практиканткой в Кремле побаловались, никакого«моникагейта» бы не случилось. Наоборот, еще обрадуется народ, скажет: «Наш-тонастоящий мужик, не импотент».

Юля допила коньяк.

– Эх, Володечка, – сладко пропелаона, – может, оно и так, но у Анчарова особая ситуация.

– Какая?

– Его женушку зовут Света Раскина. Она,кстати, ребеночка мужу родила.

– И что?

– А то! – торжественно выкрикнулаЮлия. – Светлана из города Морска, я раздобыла копию ее свидетельства орождении. Но мама девушки, звали ее Раскина Елизавета, одно время училась втеатральном на курсе у… Анчарова. Компренэ?

– Ну, – кивнул Коэн, – поканичего шокирующего.

– Ща будет, – пообещалаЧупинина, – спокойненько. Елизавета внезапно бросила столицу, уехала в Морск,там родила дочку Свету. Девочка выросла, приехала в Москву, поступила втеатральное училище на курс к Анчарову, понравилась легендарному режиссеру,закрутила с ним шашни и, крэкс, фэкс, пэкс, стала госпожой Анчаровой. Хорошийфинт для провинциалки.

– Частая история, не вижу в ней ничегошокирующего, – остался равнодушным Владимир.

Юлечка забегала по комнате.