Глядя, как Феоктистов метнулся к двери,Чупинина задала себе вопрос: почему директор испытал ужас? Может, у него всамом деле случился гипертонический криз или начался приступ стенокардии?Однако еще несколько секунд назад Феоктистов весело шутил и пытался ухаживатьза журналисткой, лицо он потерял после громкого вопля: «Феликс! Сколько лет!»Но отчего он так отреагировал на чужое имя? Он же по паспорту Геннадий?

Юля осторожно потянула за ниточку и аккуратноразмотала клубок, правда, ей понадобилось почти полгода, чтобы вычерпать озерои поскрести ведром по дну, но игра стоила свеч.

Материал, помещенный в «Трепе», взорвался какбомба. Настоящая фамилия Феоктистова была Петровский, и он не Геннадий, аФеликс. Двадцать лет тому назад нынешний директор, тогда молодой парень, убилдвух детсадовцев и сумел избежать наказания. Когда за педофилом пришла милиция,сексуальный маньяк растворился в неизвестности, а в Москве появился ГеннадийФеоктистов.

Можно было завидовать Юле, смеяться над ееманерой менторски вопрошать в статьях: «Кто накажет преступника?», издеватьсянад словом «ангел», которое Рольф лепил через каждую фразу, подсчитыватьгонорары репортера, злиться и восклицать: «Если такие писаки востребованы, томир летит в тартарары» – но приходилось признавать: Юлечка обладала зоркостьюорла, трудолюбием слона и хитростью обезьяны, она постоянно работала, дажекогда лежала на диване и тупо смотрела сериал. В голове у нее вертелись мысли остатьях, и она могла внезапно воскликнуть: «О черт! Теперь понимаю, какпостроить материал».

Первое время Владимир восхищался любовницей,потом начал испытывать комплекс неполноценности. Он сам не умел найти такуютему, чтобы страна ахнула. Нет, Коэн нарывал сенсации, но они являлись самымипростыми, а не эксклюзивными. Затем Володя начал испытывать еще более сильныйдушевный дискомфорт, Юля могла подбросить ему тему, походя уронив:

– Займись театром Рогачева: там во времяспектакля прямо на сцене отравили актрису, этот факт и администрация, и милициятщательно скрывают.

Коэн начинал бить ластами и писал хлесткийочерк, за который получал супергонорар и овации от читателей. Обрадоваться насто процентов ему мешало знание того, что тему дала Юля, бросила крошки сбарского стола, сама не занялась делом, оно ей показалось малоинтересным, незаслуживающим ее царственного внимания.

Затем Коэн почувствовал легкую брезгливость.Двуличие Чупининой его поражало, в «Резонансе» она строчила пафосные статьи осудьбах российской литературы, обвиняла писателей так называемого легкого жанрав развращении русского народа, топтала «Желтуху», «Клубничку», «Треп», раделаза чистоту слова и затевала дискуссии на тему, имеет ли право человекупотреблять нецензурные выражения.

Вернувшись домой, Юлечка хваталась за ноутбуки превращалась в Рольфа, трансформация происходила моментально, и Володю всечаще посещала мысль: Юлия Чупинина – это маска, а Рольф – истинная сущностьвозлюбленной. Хорошо, что коллеги из «Резонанса», боявшиеся в присутствиивсегда одетой в безукоризненный офисный костюм Юлии произнести слово «жопа», невидели, как она дома, нацепив на себя майку с неприличной картинкой и потертыеджинсы, матерится сквозь зубы на зависший компьютер.

Иногда Коэн испытывал острое желание поскрестиногтем кожу Чупининой и посмотреть, что там, под ней, покажется кровь илипроглянут металлические части робота? Какая она, настоящая Юля? Зачем ейВладимир? Способен ли Терминатор любить? И что для Чупининой главное в жизни?

Правда, ответ на последний вопрос Коэн зналвеликолепно: основной ценностью для любовницы являлись деньги. Ради крупнойсуммы Юлечка шла на все, она могла позвонить герою очередного скандальногорепортажа и предложить:

– Материал никогда не увидит свет, есливы раскошелитесь.

Чупинина вела себя честно: откусив здоровыйкусок от чужого сберсчета, она отдавала жертве все документы, фотографии ипредупреждала:

– Будьте осторожны, если Рольф смогдокопаться до сути, это способен сделать и другой репортер.

Стоит ли упоминать о том, что на «стрелки» собъектом шантажа Чупинина всегда ходила в гриме и представлялась помощникомРольфа? Юлии везло, ее ни разу не попытались убить, люди предпочитали выкупитькомпромат.

Теперь Володя знал, откуда у Юлии «Мерседес»,отличная квартира, «золотая» кредитка и прочие блага. Впрочем, у окружающихтоже не возникало вопросов по поводу материального благоденствия Юлечки. Всепомнили: Чупинина – бывшая жена олигарха, и не сомневались, что журналисткаимеет шикарные алименты.

Неизвестно, как бы развивались отношения Юли иВладимира дальше, но в последнее время Коэн стал слишком много вниманияобращать на отрицательные качества любовницы. Вполне вероятно, что пара бымирно рассталась, и тут произошло несчастье.

За месяц до беды Юлечка принеслась домой и,возбужденно сверкая глазами, сказала Володе:

– Я нашла бомбу!

– Да ну? – весьма вяло отреагировалКоэн.

– Хочешь – расскажу? – спросила Юля.

Владимир удивился – обычно любовница нераскрывала своих планов, загадочно улыбалась и говорила:

– В «Трепе» прочитаешь, дуракам полработыне показывают.

А сейчас она подпрыгивает от нетерпения,наверное, отыскала феерическую гадость, такую мерзкую и липкую, что не способнасправиться с восторгом.

– Начинай, – кивнул Коэн и умостилсяв кресле.

Любовница забегала по комнате.

– Слышал фамилию Анчаров?

Володя наморщил лоб.

– Конечно. Великий театральный режиссер,последний из могикан. Когда-то его спектакли будоражили всю Москву. Анчаров,черт, забыл, как его зовут…

– Константин Львович, – живоподсказала Юля.

– А! Точно! Я читал о нем книгу какого-тотеатроведа, сейчас расскажу, что помню. Анчаров ходил по лезвию ножа, он пригрелв своем коллективе одиозных актеров, защищал права геев, поддерживалдиссидентов, дружил с людьми, попавшими в опалу. В его театр ломились,буквально ломали двери, зрители почитали за счастье постоять в проходе илипосидеть на полу у сцены. Актеры гордились, получив у Анчарова роль из двухслов: «Карета подана». Поговаривали, что фанатами Анчарова были некоторые членыПолитбюро, а еще рассказывали, якобы спектакли режиссера, записанные на пленку,показали на самом верху. Очевидно, те, кто спланировал акцию против режиссера,надеялись вызвать гнев всесильных людей, но один из них неожиданно сказал:

«Антисоветчина, но он талантлив, и трогать егонельзя. Наоборот, пусть ездит на Запад. Станут нас ругать, ответим: «В СССРесть свобода слова, смотрите спектакли Анчарова».