– У меня есть документ, из которогоследует, что Елизавета Раскина, умершая в год, когда дочь заканчивала школу,родила девочку от Анчарова. Наш классик не только банальный стукач за деньги,квартиру, дачу и машину, но и муж собственной дочери, папа родного внука. Такойфинт ушами!

Коэн онемел, потом воскликнул:

– Врешь!

– Нет!!!

– Константин Львович в курсе истории?

– Конечно, нет.

– Елизавета не сообщила ему о ребенке.

– Нет!

– Ты точно знаешь?

– Стопудово!

– Откуда такая уверенность?

Чупинина заулыбалась, словно кошка, съевшаясметану.

– Елизавета была приживалкой у другойлегенды нашего театра – Руфи Соломоновны Гиллер, она ее родственница. Руфьобожает осчастливливать бедняжек: чем кому хуже, тем ей слаще подать руку. Нестану долго грузить тебя подробностями, я сумела узнать правду: ребеночка Лизесделал Анчаров. Раскина не пожелала портить жизнь режиссеру и благородноудалилась в Морск. Дочери она тоже правды не открыла. Вот какой карамболь сперцем. Легенда-стукачок в полнейшем неведении.

– Умереть не встать! – прошепталКоэн.

– Ага.

– И ты напишешь статью?

– А то нет! – азартно воскликнулаЮля. – Столько денег в подготовку вложила. Не поверишь, я добыла анализыкрови Светланы и Анчарова!

– Каким образом?

– Неважно, – завопилаЧупинина, – подкупила одну медсестру. За свой счет провела экспертизу, всеточно: они отец и дочь! Не подкопаться! Захотят судиться со мной – дам судьерезультат. Посчитают его подделкой, пусть еще раз кровушку проверят. Точно, какв аптеке, какие претензии? Не надо в инцест впутываться! Читатели лотки сметут,актеры за газетой в очередь встанут! Кстати, говорят, сын у Анчарова боленцеребральным параличом, от кровосмесительных браков уроды рождаются.

– Юль, – тихо сказалВладимир, – не пиши о них!

– Ну ваще! Зачем же я все доказательствасобрала!

– Анчаров ведь не знал про дочь.

– И что?

– Светлана ничего не слышала про отца.

– Верно.

– Это трагедия, нехорошо на ней деньгизарабатывать.

– Ах ты мой беленький,пушистенький, – издевательски произнесла Чупинина, – значит, ягрязным делом занимаюсь?

– Лучше оставь их в покое, –настаивал Коэн.

– А доносить на друзей хорошо?

– Нет.

– Вот и молчи.

– Юль, Светлана тут ни при чем, она ни накого не строчила доносы. Зачем ей пакостить! – твердил Коэн.

– Если я, по-твоему, делаюгадости, – вспылила любовница, – то катись отсюда! Альфонс! Живешь замой счет и вякаешь. Где бы ты был без меня? В заднице. Кто из дерьма журналистасделал? Вспомни, в какой жопе я тебя нашла? Чай подавал на радио!

Володя ринулся к шкафу и стал швырять в сумкуодежду.

– Упрекаешь меня в моральнойнечистоплотности, – ехидно продолжала Юля, – а сам сейчас хватаешьшмотки, купленные бабой, ну-ка признайся, кто тебе костюмчики, ботинки и сумкупреподнес?

Коэн подпрыгнул, словно укушенный змеей заяц,выругался и ушел в чем был.

– Можешь передать тряпки следующемулюбовнику, – рявкнул он на пороге. – Сильно сэкономишь!

– Не волнуйся, милый, – сладкопропела Чупинина, – отправлю твое дерьмо в приют для бомжей, такоеуродство только ты мог носить, другие постесняются.

Через неделю Володя прочитал в новом номере«Трепа» статью с лихим названием «Папа своей жены». Материал вышел в пятницу, всубботу и воскресенье не последовало никакой реакции, потом хлынул шквалстатей. На следующей неделе, только ленивый журналист не обсосал дело Анчарова.Желтая пресса взахлеб смаковала подробности.

«Константин Львович от комментариев отказался,но он поехал к Руфи Гиллер и вышел от нее со слезами на глазах». «Фигурантыотказались сделать повторный анализ на ДНК». «Врачи рассказывают одетях-уродах, плодах кровосмесительных браков». «Светлана Анчаровагоспитализирована с нервным срывом». «Станиславский найден. КтоНемирович-Данченко?» И это лишь некоторые заголовки. Даже респектабельный«Резонанс» не упустил шанса пнуть поверженного льва, заведующая отделомкультуры Юлия Чупинина написала замечательную статью о совести творческого человека,заканчивалась она так: «Мы не должны осуждать никого на основании публикаций вжелтой прессе. А еще следует помнить: никто не может быть признан виновным доприговора суда. Надеюсь, Константин Львович прибегнет к закону и расставитточки над i».

Владимир, затаив дыхание, наблюдал за драмой,а через десять дней жена Анчарова, напоив больного ребенка сильнодействующимснотворным, отравилась. Несчастная умерла, мальчик тоже погиб.

Газеты взвыли, спустя еще двое суток всехпотрясла новая сенсация: в театральном вузе, в служебном кабинете, повесилсяКонстантин Львович Анчаров. Режиссер оставил письмо. «Человек слаб, –писал он, – мы больше похожи на животных, я не исключение, извиняет менялишь одно: я хотел не только есть сладко, пить вкусно, жить весело, но желалприносить пользу, оттого и согласился сотрудничать с КГБ. Отказался быдоносить, не видать зрителям моих спектаклей. Скольким актерам я помог выжить,вы вспомните меня добрым словом, ребята. Да, стучал, но не на всех, а лишь нанекоторых, жертвовал ими ради других, тех, кто благодаря мне остался вискусстве. Не судите, да не судимы будете. Про Свету я не знал, Господь с меняна том свете спросит. Наказал он меня, а вы простите! Я сделал больше хорошего,чем плохого, вы взвесьте – и поймете».