– Что? – изумился Соловей. –Как ты сказала? Мозги?

– Точно. Драконы, охраняющие проходы вТартар, столетия проводят без движения. Нет новых впечатлений, нет мыслительнойработы – ничего. Даже пищу им не приходится добывать. Коровьи туши имсбрасывают сверху, в трещины скал. Единственный ключ к решению всех проблем –три струи огня. В результате ярости в них много, а вот мозгов совсем нет… Чтобытакого дракона можно было выпускать на поле, нужен сильнейший природныйтелепат, способный полностью или почти полностью подчинить себе мозг ящера.Сдается мне, это и есть Лизхен. Неудивительно, что ее нет ни в одномдраконбольном справочнике. Она вообще не из этой тусовки! В справочник же ктелепатам Ягун явно не заглядывал! – спокойно сказала Медузия.

Соловей привстал на месте, вгляделся. Его лицопомрачнело.

– Да, ты права, Медузия… Смотри, какблизко Лизхен держится к дракону. Снова коснулась рукой его чешуи! Ей нуженпостоянный контакт с ним, причем и физический тоже. Только так она сможетдержать примитивные мозги всех трех голов под контролем, – произнес он сволнением.

– Но если Лизхен никогда раньше не игралав драконбол, как она знает, какие команды отдавать дракону? – спросилТарарах.

Медузия пожала плечами.

– Перед игрой она вполне могла прочитатьпару книжечек в духе «Драконбол для домохозяек» или «Драконбол. Сто советовтормозу от чайника». Опять же у меня такое чувство, что самой Лизхен руководитДон Жульен. Вон он ей снова кричит что-то! Показывает рукой цель для дракона!..Интересно, кто на этот раз? О, невероятно! Это арбитр! – сказала она.

– А арбитр-то Дону Жульену чем не угодил?Вполне такой созревший был олух, – поинтересовался Сарданапал,сострадательно провожая взглядом пылающий полосатый пылесос.

– Не знаю… – сказал Соловей. –Может, просто посмотрел не так или сунулся слишком близко? Бедняга! Так редкоприходится видеть хорошо закопченного джинна. Обычно они приготовлены кудаменее изобретательно.

Милюля, которую Поклеп протащил-таки на игру,не обращая внимания на сопротивление устроителей матча, хихикнула. Она насекунду скрылась в бочке и вынырнула с рыбиной, которую начала пожирать тут жена месте. Графин Калиостров с судейской скамьи с ужасом наблюдал за этим.Закончив с рыбиной, Милюля кокетливо икнула и через три ряда бросила вКалиострова рыбью голову. Поклеп ревниво нахмурился и так посмотрел на Графина,что тому сразу захотелось надеть защитные доспехи и вообще оказаться подальшеот этого хмурого типа, буравящего его заплывшими глазками.

– Не злись, Клепа! Ты же знаешь, я люблютебя, противный старикашка! – капризно сказала Милюля. – А таких, какэта Лизхен, я встречала лишь однажды. Только она не телепатка. Горгошкаошибается!

Медузия, Зуби и академик Сарданапал разомповернулись к ней.

– Ну и кто же она? – сурово спросилаМедузия.

Похоже было, что «Горгошку» она спускает ей впервый и последний раз. В следущий раз языкастой русалке придется описать ввоздухе дугу до ближайшего магфордского болота. Даже если оно в несколькихкилометрах отсюда.

Милюля задумчиво продолжала обсасывать рыбийскелетик. Ее маленький лобик страдальчески хмурился. Связное мышление давалосьрусалке с трудом.

– Ну, она это… врожденная зрящая! Онимогут смотреть на мир чужими глазами и думать чужими мыслями. Им подвластны вселопухоидные животные, кроме кротов. А из магических – кроме грифонов! Лизхенстала мозгом этого тупого дракона! Она сейчас сама дракон, понимаете? Смотрите,как она… ну… двигается. Она подражает его движениям, – заявила русалка.

– Хм… А русалка-то дело говорит! Да,несладко невидимкам придется! – буркнул Тарарах.

С досады он, сам того не замечая, так хлопнулладонью по лысой макушке сидевшего впереди болельщика – толстого французскоговедьмака, что тот улетел в астрал на всю оставшуюся игру.

– Смотрите! Маланья Нефертити атакуетГоярына! – воскликнул он.

Действительно, египетская волшебница МаланьяНефертити не теряла времени даром. На крышке древнего саркофага она несласьнаперерез Гоярыну с перцовым мячом в руках.

Ее гладкие темные волосы были зачесаны назад.Ни одной непослушной пряди. Высокий лоб, широкие скулы. Безмятежное ивысокомерное лицо. Она мчалась с такой уверенностью, точно вокруг былаобжигающая пустыня и, кроме нее, на поле больше ничего не существовало. Гоярынже был просто мусорной корзиной, в которую требовалось выбросить скомканныйлист бумаги.

– А девочка-то нравная, схарактером! – заметила Медузия Горгонова.

Великая Зуби хмыкнула.

– Не то слово. И ведь ей толькосемнадцать! Я в семнадцать лет не позволяла себе таких вещей! – сказалаона с негодованием.

– Спорить не буду. Но башню, которую тыразнесла в пятнадцать с половиной, до сих пор не починили, – улыбнуласьМеди.

Дорогу Маланье Нефертити преградилиНутто-Гнутто и Эмилио Тобуш. Бабай раскинул широко свои ручищи, не пропуская еек дракону, а оборотень короткими зигзагами страховал его, мешая египтянкеманеврировать.

Однако Нефертити не собиралась переигрыватьзащитников на маневре. Она подняла над головой руку с тонким изящным браслетоми сжала ее в кулак. Странное белое сияние окутало ее тело, мяч и крышкусаркофага. Окруженная сиянием, она хладнокровно летела навстречу легионерам.

Продолжая вычерчивать в воздухе свои мудреныефинты, Эмилио Тобуш сунулся к Нефертити, пытаясь завладеть мячом. Правда, насамоуверенном лице оборотня появилось легкое недоумение. Маланья обращала нанего не больше внимания, чем на назойливого комара. Она спокойно летела емунавстречу, хотя она была семнадцатилетняя девчонка на какой-то ветхой крышке, аон – здоровенный оборотень, который вот-вот ее протаранит.

Белое облако, окутывающее Маланью Нефертити,коснулось Тобуша. Пылесос Эмилио в последний раз чихнул и внезапно заглох.Оборотень изумленно скосил глаза. Он свято верил в тройное магическоезажигание, не пробиваемый молниями бак и дюжину отличных защитных амулетов.Однако все это стало вдруг блефом. Пылесос оборотня превратился в кусок белогомрамора. Эмилио попытался спрыгнуть и произнести подстраховочное заклинание, дакуда там! Маланья щелкнула пальцами, и легкая золотая цепочка сковала ногуоборотня и мраморный пылесос. Некоторое время он еще летел по инерции, а затемначал стремительно падать. Нефертити проводила его равнодушным взглядом. КТобушу уже спешили санитары.