Он передал ей подарки в гостиной Джин Кэллоуэй, обставленнойзачехленной мебелью с украшениями из золоченой бронзы. Разговор, последовавшийза этим, оказался принужденным и неловким. Ему никогда раньше не случалось оставатьсяв этой комнате с ней наедине, и он то и дело испытывал желание обнять ее,словно им было лет по семнадцать, и наконец-то представилась возможностьостаться ненадолго одним. Ему казалось, будто он превратился в неудачный, грубосработанный двойник своего прежнего «я», в зеленого, неуверенного в себе юнца,никогда раньше не прикасавшегося к женщине.

– Ты осветлила волосы? – спросил он.

– Совсем немножко. – Она слегка пожала плечами.

– Выглядит неплохо. Так ты смотришься моложе.

– А у тебя пробивается седина на висках, Барт. Так тысмотришься изысканнее.

– Глупости, я просто постарел.

Она засмеялась – слегка резковато – и приняласьрассматривать подарки, разложенные на небольшом журнальном столике. Он завернулсову, предоставив ей совершить ту же операцию над игрушками и шахматами. Куклылежали, тупо уставившись в потолок, в ожидании пока детские ручки не заставятих ожить.

Он посмотрел на Мэри. Взгляды их встретились на мгновение, иему показалось, что сейчас она произнесет неизбежные и непоправимые слова. Этоиспугало его. Но в этот момент из часов выскочила кукушка, прокуковала половинувторого и так испугала их, что они оба подпрыгнули, а потом дружнорасхохотались. Подходящий момент был упущен. Он встал, чтобы избежать риска еговозвращения. Спасен кукушкой из старых часов, – подумал он. – В этом есть своялогика.

– Должен идти.

– У тебя свидание?

– Нет, интервью с работодателем.

– Серьезно? – На лице у нее появилось радостное выражение. –Куда ты собираешься поступить на работу? С кем ты будешь разговаривать? Сколькотебе будут платить?

Он рассмеялся и покачал головой. – На это место претендуетеще дюжина человек, и у них шансы не хуже, чем у меня. Так что я расскажу тебеобо всем, только когда разобью всех конкурентов наголову.

– Тебе не откажешь в самоуверенности.

– Вот такой уж я.

– Барт, а что ты будешь делать на Рождество? – Она устремилана него серьезный и озабоченный взгляд, и он неожиданно понял, что вовсе неразвод, а приглашение на рождественский обед было все это время у нее на уме.Господи, так ошибиться! Он чуть было не рассмеялся.

– Я останусь дома.

– Ты можешь прийти сюда, – сказала она. – Никого, кроме нас,не будет.

– Пожалуй, нет, – произнес он задумчиво, а потом повторил,уже более твердо:

– Нет. Во время праздников эмоции часто выходят из-подконтроля. Так что в другой раз. Она задумчиво кивнула.

– А ты будешь ужинать одна? – спросил он.

– Я могу пойти к Бобу и Джэнет. Скажи, ты точно уверен, чтоне хочешь прийти?

– Да.

– Ну что ж… – В голосе ее звучало облегчение. Она проводилаего до двери, и они одарили друг друга бесплотными поцелуями.

– Я тебе позвоню, – сказал он.

– Обязательно звони.

– И передай Бобби от меня привет.

– Хорошо.

Он миновал уже полпути по направлению к машине, когда онакрикнула ему вслед:

– Барт! Барт, подожди минутку!

Он обернулся с чувством, весьма напоминавшим страх.

– Чуть было не забыла, – сказала она. – Звонил Уолли Хэмнери пригласил нас на новогоднюю вечеринку. Я сказала, что мы придем. Но если тыне хочешь…

– Уолли? – Он нахмурился. Уолтер Хэмнер был едва ли неединственным из их знакомых, с которым он не был связан по работе. Он работал вместном рекламном агентстве. – А он знает что мы, в некотором роде, расстались?

– Знает, но ты же знаешь Уолта. Такие вещи его не особеннобеспокоят.

Это было правдой. Уж что-то, а это Уолтера не беспокоило.Уолтера, автора непристойных лимериков [14] и еще более непристойных пародий напопулярные песни. Дважды разведенного и оба раза – с большими финансовымипотерями. Ныне импотента, если верить сплетням, а в этом случае он склонялся кмнению о том, что сплетни говорят правду. Сколько времени он уже не виделУолта? Четыре месяца? Шесть?

– Что ж, это может оказаться забавным, – сказал он, нонеожиданно в голову ему пришла неприятная мысль.

По обыкновению, она прочла эту мысль у него на лице исказала:

– Там не будет никого из прачечной.

– Он знаком со Стивеном Орднером.

– Аа, с ним… – Она пожала плечами, демонстрируя, насколькомаловероятной кажется ей мысль о том, что Стивен Орднер окажется там. Пожатиеперешло в дрожь. На улице было градусов двадцать пять [15].

– Иди домой, – сказал он, – a то совсем замерзнешь.

– Так ты хочешь пойти?

– Не знаю. Надо подумать. – Он поцеловал ее еще раз, на этотраз более ощутимо, и она поцеловала его в ответ. В этот момент он готов былпожалеть обо всем, что произошло, но сожаление было смутным, отдаленным.

– Счастливого Рождества, Барт, – сказала она, и он заметилслезы у нее на глазах.

– Следующий год будет лучше, чем этот, – произнес онпривычную успокаивающую фразу – впрочем, безо всякой убежденности. – Иди домой,пока не подхватила воспаление легких.

Она вошла в дом, и он сел в машину, продолжая размышлять оновогодней вечеринке у Уолли Хэмнера. В конце концов он решил, что, пожалуй,стоит туда сходить.

Он отыскал в Нортоне небольшой гараж, в котором ему обещаливставить стекло за девяносто долларов. Когда он спросил у механика, собираетсяли тот работать в день перед Рождеством, механик ответил, что ни один праздникв мире не отнимет у него возможности подзаработать деньжат.

По дороге он остановился у нортоновской прачечнойсамообслуживания и загрузил свою одежду в две стиральных машины. Онинстинктивно крутанул барабаны, чтобы определить, какой тип привода в нихиспользуется, и аккуратно распределил одежду, чтобы во время отжимного цикламашины работали без перебоев. Покончив с этим, он на мгновение помедлил ислегка улыбнулся. Вот так вот, Фред. Конечно, можно вышвырнуть парня изпрачечной, но нельзя вытрясти прачечную из парня. Верно, Фред? Фредди? Нуладно, гребись конем. – Ну и дырища, – сказал механик, оглядывая покрытоепаутиной трещин стекло.