– Привет, – сказал Бекетт.

– И тебе привет, – ответила я. – Господи, ты весь промок.

А еще ты невероятно хорош собой. Черт возьми, Коуплэнд, какой же ты, блин, красивый.

Его утепленная ветровка блестела от дождевой воды, ручейками стекавшей на пол. Освободив руки от перчаток, он подул на них. Его щеки раскраснелись, в волосах сверкали капли.

– А что это у нас? – спросил он, переводя дыхание с холода. – Чили? Пахнет потрясающе. Дай мне немного времени, чтобы согреться, а потом можно будет поесть и сесть за работу.

– Звучит как план.

Бекетт принял душ и переоделся в сухую одежду. Мы съели чили с кукурузным хлебом, который я купила у Афшин, а потом втиснулись за маленький стол, чтобы поработать. Тишина оглушала. Она была наполнена нашим рождественским танцем, пропитанным ромом, и всеми теми словами, которые за ним последовали…

– Ты не против, если я включу музыку? – спросила я. – Такую, которой меньше сотни лет?

Бекетт улыбнулся уголками губ.

– Не вопрос.

Я открыла на телефоне приложение, через которое можно было слушать альтернативные радиостанции. Включилась песня «Wonderwall» группы Оазис. Звук был немного дребезжащим, но, что поделаешь, колонки у нас не имелось.

– Я доделал текст для двух последних кадров. Что дальше? – спросил Бекетт, склоняясь над рисунками.

Я достала свои последние зарисовки. Они были грубыми и служили ориентиром для полноценных рисунков.

– Кира и Райдер перенеслись в 1983 год. Она поймала извращенца, бродившего ночью по детской площадке и готовившегося следующим утром осуществить свой план. Она достает пистолет и хочет вышибить ему мозги, но… – Я закусила губу и, надув щеки, выдохнула через рот. – Вот он, момент истины. Прислушается ли она к советам Райдера? Сможет ли пощадить преступника и сохранить ему жизнь? Или нет?

Бекетт взглянул на меня, а потом – на рисунок, изображавший испуганного мужчину, который лежал на земле у ног Киры. Подтянув скетч к себе, он написал в облачке над головой извращенца: «П-пожалуйста, Мама… М-можно ты оставишь меня в живых?..»

– Кира всегда говорит «нет», – сказала я. – Но что произойдет, если она скажет «да»? Как быть с местью за смерть дочери? Кира несет возмездие и убивает, чтобы облегчить свою боль. Она не знает, как иначе справляться с горем. Что с ней произойдет, если все это исчезнет?

Бекетт мягко улыбнулся.

– Мы не знаем. Это и будет финалом книги. Читателям нужно будет самим додумать, какие последствия ждут Киру, если она снова скажет «нет». Или «да», решив оставить его в живых.

– Я не знаю, что с ней произойдет.

Он мягко улыбнулся.

– Есть только один способ узнать.

Я поймала взгляд Бекетта и упала в сапфировую глубину его глаз – в этот теплый, насыщенно-синий эликсир, в котором я всегда чувствовала себя в безопасности. Мы сидели в тишине, которую заполняла одна только музыка.

Потому что, возможно, ты станешь тем, кто меня спасет…

Я с усилием сглотнула комок в горле.

– Она говорит «да».

На лице Бекетта засияла улыбка. Он записал диалог и опустил ручку на стол.

– У нас хорошо получается, Зэл, – сказал он. – Очень хорошо.

Я судорожно выдохнула.

– Это только начало. Кто знает, что случится дальше. – Я подняла на Бекетта взгляд. – С ней.

Он медленно сделал глоток пива.

– Возможно, она станет размышлять о том, чего не сделала, и найдет какое-то утешение в том, что пощадила себя и не стала смотреть, как в глазах того парня угасает жизнь.

От меня не укрылся ни его понимающий взгляд, ни тот факт, что теперь он говорил вовсе не о героине моего комикса.

– Ты что, аккуратно пытаешься сказать мне, что ты против смертной казни?

– Да.

Я не ожидала от него такого прямого, простого ответа. Это слово ударило меня под дых, и я обмякла на стуле.

– Я жду этого уже десять лет. Десять лет, Бекетт.

– Я понимаю, – тихо сказал он. – И я понимаю, что это не мое дело и что я не имею права давать советы. Но я был в этом положении, Зэл. На моих глазах умер человек. Такое меняет тебя. Навсегда.

Я посмотрела в окно. Сгустились сумерки, но дождь по-прежнему бился о стекло, оставляя на нем серебристые полоски.

– Это не одно и то же, – проговорила я. – Этот человек умер из-за несчастного случая. Он не был больным, ублюдочным извращенцем.

– Нет, не был, – произнес Бекетт. Теперь в его словах тоже звенело напряжение. – Но увидеть такое, Зэл, неважно, как и почему…

Он покачал головой.

– Не знаю. Не слушай меня. Возможно, это правда поможет тебе обрести покой, к которому ты стремишься, и меньше всего на свете я хочу этому помешать.

Я посмотрела ему в глаза.

– А как насчет твоего покоя, Бекетт?

Он откинулся на спинку стула.

– У нас разные ситуации. Совершенно.

– Ты прав, – сказала я. – Ты оказался в своей из-за случайности.

– Но с тем же результатом. Этот человек погиб. Но у тебя есть выбор, Зэл. Ты все еще можешь его совершить. А я свой уже сделал. Я сделал его, когда решил ограбить этот чертов дом.

Он встал, чтобы выбросить пустую пивную банку, и остался стоять на кухне, уперев руки в бедра и опустив голову. При взгляде на него у меня сжималось сердце. Я хотела дать ему хотя бы маленькую толику утешения и облегчения, которые он дарил мне. Хоть как-нибудь.

– Я знаю про твои письма для миссис Джей, – тихонько сказала я.

Бекетт тут же вскинул голову.

– Что? Откуда?

– Дарлин, – призналась я. – Не злись на нее, – добавила я, увидев на его лице кровожадное выражение. – Ты же знаешь, какая она. Слова подкатывают к ее горлу и отступают прочь, словно приливы и отливы. Это происходит помимо ее воли. К тому же она упомянула об этом лишь потому, что заботится о тебе.

Лицо Бекетта оставалось суровым, но я видела, что его глаза немного смягчились, и этого хватило, чтобы придать мне храбрости.

– И я заговорила об этом, – медленно продолжила я, – только потому, что я о тебе забочусь.

Он смотрел мне в глаза еще несколько секунд. В его взгляде кружилось множество мыслей, и я знала: все они – обо мне. Но потом он встряхнул головой, словно хотел ее прочистить, и сдержанным тоном произнес:

– Эти письма – ерунда. В них нет никакого смысла. Я уверен, она даже их не читает.

– Она пересылает их обратно?

– Нет.

– Тогда не исключено, что она их читает.