Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Будьте как дома. – Баронесса одарила его ещеодной лучезарной улыбкой и отошла к другим гостям.
Как видно, баронесса вовсю старалась и умела бытьочаровательной.
Борис огляделся. В гостиной было человек двадцать – двадцатьпять. К чтению стихов еще не приступали, все оживленно беседовали по двое, потрое. Кто из присутствующих замешан в заговоре? Борис переводил взгляд с одноголица на другое. Счастье еще, что пароль так нейтрален – о погоде можнопоговорить с кем угодно, это не вызовет подозрений. Он подошел к невысокомуполному господину со смешными длинными усами и сказал без предисловий:
– В Петербурге сейчас уже осень.
– Давно вы из Петербурга? – оживился усатыйгосподин. – Правда ли, что там часты случаи людоедства?
– Нет, неправда, – резко ответил Ордынцев и отошелот усатого, утратив к нему интерес.
На этот раз к Борису сама устремилась пышнотелая рыжеволосаядама в причудливом головном уборе, похожем на тюрбан индийского магараджи.
– Софи сказала мне, что вы недавно прибыли изПетербурга. Что там сейчас творится?
– В Петербурге сейчас уже осень, – проговорилБорис и выжидательно замолчал, слушая ответ.
– Я имела в виду другое, – поморщиласьдама, – вовсе не погоду…
– Да, я понимаю вас, – кивнул Борис, – тамсейчас голод, разруха, нищета… но в людях чувствуется какой-то энтузиазм…
– Энтузиазм?! – возмущенно переспросиладама. – Да вы никак прониклись большевистским духом? Что же вы тогдауехали?
– Отнюдь, мадам, – ответил Ордынцев, но уже впространство – собеседница его мигом переметнулась к другой группе.
Борис снова огляделся. В углу стоял высокий худощавый брюнетс горящими глазами, очень подходящий на роль заговорщика. Ордынцев пересеккомнату, подошел к брюнету и повторил свою магическую фразу:
– В Петербурге сейчас уже осень.
Брюнет необычайно оживился. Он схватил Бориса за пуговицу ивоскликнул:
– В Петербурге такие женщины, такие женщины… А правдали, что большевики провели национализацию женщин и жены теперь у всех общие?
– Не знаю, не слышал, – ответил Борис сухо иотошел.
Он обратился с той же фразой к томному молодому армянину свлажными миндалевидными глазами, но получил в ответ только взгляд, полныйлевантинской тоски и глубокого непонимания.
Боясь показаться идиотом и испортить все дело, Борис решилна какое-то время прекратить поиски и просто понаблюдать за гостями.
Тем временем хозяйка объявила, что собравшихся осчастливитсвоими стихами несравненный Исидор Купидония. К роялю подошел уже знакомыйБорису худощавый брюнет, озабоченный положением женщин в Советской России. Онвстал в картинную позу и прочел длинное и нудное стихотворение, в котором самДеникин и половина генералов его штаба неумеренно восхвалялись и сравнивались сантичными персонажами. Борис ожидал, когда же в этих стихах появится парящийорел – и дождался. Он хотел было спросить Купидонию, он ли пишет все стихиподобного рода под разными псевдонимами для сотни мелких газетенок юга России иЗакавказья или же у него десятки братьев-близнецов по перу, но в это время кнему снова подплыла очаровательная хозяйка.
– Нравится ли вам у нас, господин Ордынцев? –Глаза ее влажно блестели, полные губы улыбались. Заметив, что Борис не ответилна ее вопрос, баронесса сделала вид, что смутилась и продолжала: – Разумеется,сегодня не самый удачный вечер в смысле поэзии… Этот Купидония… Но в молодомчеловеке столько чувства!
«Зато ни на грош таланта», – подумал Борис, потом взялхоленую руку баронессы в свои и произнес, глядя в фиалковые глаза:
– Мадам, я готов выслушивать вирши в сто раз более худшихавторов, чем Купидония, но только рядом с вами.
Хозяйка, смеясь, приложила пальчик к его губам:
– Молчите! Он может услышать и обидеться…
– Дорогая баронесса! – с чувством продолжалБорис. – Вы своим присутствием украсили бы любой салон Санкт-Петербурга. Яжажду бывать у вас как можно чаще.
– Салон бывает раз в неделю, по четвергам.
– Неужели так редко? – простонал Борис, опасаясь,не перегибает ли он палку.
Но нет, кажется, баронесса приняла его комплименты какдолжное.
– Разумеется, вы сможете видеть меня чаще – мы ведьживем в одном городе, – томно проворковала она.
– У вас всегда так много народу? – поинтересовалсяБорис, стараясь, чтобы вопрос его имел несколько интимную окраску.
– Да, почти всегда. Это ведь все завсегдатаи, редкокогда заглянет к нам новый интересный человек.
– Мадам. – Борис склонился к ее руке.
– Друзья называют меня просто Софи, – прошепталаона улыбаясь. – А теперь простите меня, я должна вернуться к обязанностямхозяйки.
Борис проводил ее страстным взглядом, потом обвел глазамиприсутствующих и не рискнул подходить еще к кому-нибудь с рассказом опетербургской осени, чтобы не возбудить подозрений.
«В салоне в четверг», – сказал Вольский. ЗдесьВольского нет, Борис бы его узнал. Тому возможны две причины. Первая самаяпростая: это не тот салон. Вторая: Вольский, несомненно, узнал, что арестовалиКерима с дядей, а возможно, и слышал выстрелы в южной бухте. Стало быть, ондумает, что курьера либо убили, либо взяли, и не ждет его сегодня вечером всалоне. Горецкий прав: надо Борису быть осторожнее.
Вошел слуга с подносом, на котором теснились бокалы сшампанским. Борис не спеша фланировал по залу, рассматривая картины на стенах ивежливо улыбаясь дамам. Тем временем хозяйка объявила о выступлении новоготаланта.
– Сейчас перед нами выступит всем нам хорошо известныйпрославленный во всех городах юга России Афанасий Крымский.
К роялю подошел высокий обрюзгший мужчина с отвислой нижнейгубой и мешками под глазами. Вид у него был такой, будто он пьет не переставаяуже не первый год. Откашлявшись и обведя присутствующих мутно-наглым взглядом,поэт запрокинул голову и начал заунывным гнусавым голосом:
В фортепьянном концерте
Зябко кутаясь в мех
Ты получишь в конверте
Запечатанный смех,
Словно книгу раскроешь
Беспросветную даль
И на слезы настроишь
Бирюзовый рояль…
Под жидкие аплодисменты Борис ушел не прощаясь,по-английски.
Горецкий ждал его с докладом. Услышав о неудаче, онпоморщился и отвернулся.
– Возможно, это не тот салон, – пробормоталБорис, – зря я в парикмахерской торчал. Но в пользу того, что это именнотот салон, говорит то, что третьего августа тоже был четверг, стало быть, салонимел место. Завтра с утра иду к баронессе с визитом, авось не прогонит.