Вечером Думу и Азиму сожгли в ритуальном пламени погребального костра в цитадели Саха. Было поздно, и после церемонии соратники Тау, не проронив ни слова, ушли спать. Тау остался, наблюдая за жрицами и жрецами, чьи лица были скрыты никелевыми масками, символизирующими лик Богини. Они поддерживали беспокойное пламя, не позволяя ему погаснуть.

Слухи о двух Ихаше из чешуя Тау, которых настигла странная участь в Крепости Стражи, уже расползлись. Одни говорили, что они подрались друг с другом. Другие – что в Цитадель-городе остались Одаренные, преданные Одили, которые применили запретные силы, пагубные для людского разума. Худшие из сплетников называли имена тех, кто, по их мнению, должен был погибнуть следующим.

Тау не препятствовал распространению слухов. Они были не хуже правды, и уж точно лучше того, что заслуживал он сам. Как когда-то его предостерегал Хадит, порой Тау заходил слишком далеко, а братья за ним не успевали. И вот двое из них погибли.

К нему подошла Одаренная Танди, и он увидел, что ее губы шевелятся в беззвучной молитве.

– Я их подвел, – сказал он, когда она закончила.

Она повернулась к нему.

– Дума стал одержим демоном. Такое может случиться даже с теми, кто просто спит в постели.

– Но он не спал, когда это произошло, – сказал Тау, вспоминая демона, который напал на Думу в Исихого. Он не разглядел его как следует, но монстр напоминал того, с кем самому Тау приходилось сражаться. Того, который, кажется, был вооружен. – Вы были правы, – сказал он Одаренной. – Я прошу тех, кто мне дорог, рисковать слишком сильно. Я зашел слишком далеко.

– Возможно, – помолчав, ответила Танди, – а может, тяжелые времена и не пережить, если не зайдешь далеко.

Опустив голову, Тау сжал переносицу, надеясь облегчить душевную боль.

– Я снова и снова подвожу тех, кого должен беречь.

Танди нечего было возразить, и она просто отступила подальше от жара погребального костра.

– Я иду проведать Келлана. Пойдете со мной, чемпион?

Тау еще не был готов уходить, но потеря Думы и Азимы напомнила ему, как тонка грань между жизнью и смертью. Он знал, что должен увидеть Келлана. Кроме того, ему нужно было сходить к Джабари. Он не виделся с другом уже слишком долго.

Он кивнул, и они покинули место погребения.

Когда они остались наедине, Танди спросила:

– Вы знаете, почему я состою в Теневом Совете?

– Нет, – ответил Тау, подумав, что предпочел бы идти в тишине.

– Потому что я верю в то, за что борется королева.

Он хмыкнул.

– Она борется за то, чтобы вернуть нам наше наследие, и с этим наследием мы получим свободу. Настоящую свободу, которая позволит всем, кого мы любим, жить в безопасности. Чемпион, я родилась Жнецом. Вся моя семья – Жнецы… кроме старшего брата. Он болел и не мог сражаться. Поэтому его сделали Батраком, но поскольку болезнь не позволяла ему драться, то и трудиться, как положено Батракам, он тоже не мог. Он умер на пашне, а мы узнали об этом только через два сезона.

Боль Танди, казалось, не утихла со временем. Тау плохо различал чувства других, но тут он не сомневался.

– С ним Богиня, – сказал он Танди.

– Я молюсь об этом, но еще я делаю все ради того, чтобы настал день, когда такая участь не сможет настичь ни моих родных, ни кого угодно еще.

– Одаренная Танди, при всем уважении, вы и остальные члены Теневого Совета служите монархии, а не таким семьям, как наши.

Танди покачала головой.

– Вы не понимаете, о чем мечтает королева Циора. Она хочет, чтобы омехи жили, как положено. – Она улыбнулась. – Она вернет нас домой.

Тау подумал, что нескончаемая боль в ноге не сможет свести его с ума. Потому что бесплодные надежды религиозных фанатиков добьются этого куда раньше.

– У нас нет дома, – ответил он.

– Есть и всегда был, – возразила она. – Он на Озонте.

– Вы думаете, что спустя столько времени, там для нас еще найдется место? – спросил он. – Думаете, граждане Озонте тепло нас поприветствуют, когда мы вернемся? Так же тепло, как ксиддины?

– Богиня приведет нас туда, и когда это случится, мы больше не будем Меньшими. Мы будем просто омехи. Вот чего хочет королева, Тау Соларин. И вот чего хочу я.

– А теперь давайте продолжим молиться, чтобы это случилось.

Она искренне рассмеялась.

– Вы думаете, все так безнадежно. За что вы вообще сражаетесь?

– У меня есть свои причины, – ответил Тау, думая об Абаси Одили.

Они стояли перед дверью лазарета.

– Они весомые?

– Сгодятся.

Она потеребила свой пояс.

– Я хочу, чтобы вы знали: я скорблю о ваших друзьях вместе с вами.

– И это облегчает мою скорбь, – ответил он, стараясь быть вежливым.

– Скажите мне, Дума и Азима погибли напрасно?

Тау убрал руку с двери лазарета и посмотрел на нее.

– Что?

– Или вы, почтив их память, замените их другими? Теми, кто завершит то, за что они отдали свои жизни?

– Леди Одаренная, – сказал Тау, – их погребальный костер еще горит, а вы задаете такие вопросы?

– Их погребальный костер – в цитадели Саха. Он будет гореть всегда.

– Но должны ли его подпитывать мои братья?

– Разве вы не видите? Если мы не вернем Пальм, все, что мы любим, сгорит в огне. – Она явно нервничала и даже казалась пристыженной. – Чемпион, я ходила к королеве. У меня были опасения, и я высказала их ей.

– Правда?

– Она сказала мне, что нужно верить. И сказала, что верит в вас, и раз я верю в нее, то я верю и в вас.

Тау раздосадованно потер лицо.

– Я рад, что вы верите, но это не меняет того факта, что у меня слишком мало людей для круга. Нас всего четверо, а этого недостаточно. Мне нужно больше бойцов.

– Тогда найдите их, – сказала Танди.

Он невольно вздохнул.

– Леди Одаренная, я устал и хотел бы, если позволите, навестить раненого друга, к которому очень давно не заходил.

– Вы к обожженному Малому Вельможе? То, что он выжил, – чудо самой Богини.

– Джабари никогда не сдается, – ответил Тау, снова протянув руку к двери. Но тут ему в голову вдруг пришла мысль: есть вещи, которые сильнее огня. – Келлан не может драться в Исихого, потому что этого не позволяет его кровь, верно?

Танди недоуменно взглянула на него.

– Да, и вы это знаете.

– А как насчет крови Малого Вельможи?

Танди округлила глаза.

– Джабари? Чемпион, его тело слишком пострадало.

Тау начал расхаживать из стороны в сторону.

– Но ему не