Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Танди отвела глаза.
– Кровь Малого Вельможи слишком слаба. Возможно, ему удастся драться в темном мире, не получая ран здесь, но зачем просить его об этом?
– Потому что именно он больше всего хотел драться за королеву, и быть может, я помогу ему осуществить эту мечту.
– Вы собираетесь просить его о новых страданиях. Хотите послать его на муки еще более ужасные, чем те, которые он уже перенес!
– Леди Одаренная, насколько мне известно, единственный способ стать тем, кем не могут стать другие, заключается в том, чтобы вынести то, чего не могут они.
Она всплеснула руками.
– Я не представляю, как доложить об этом королеве.
– Скажите ей, что для создания круга нужны минимум пятеро.
Танди пристально следила за ним взглядом.
– Значит, вы хотите попытаться сделать это, хотя считаете, что в вас мало веры?
Тау отказывался думать об этом как о вере.
– Я знаю, кто он и на что способен, – ответил он.
– Вы в него верите.
– Разумеется.
– Понимаю, – сказала Танди. – То же самое я чувствую по отношению к королеве и Богине.
Тау перестал расхаживать.
– Подловили, – сказал он.
– Да, еще как, правда? – Танди улыбнулась.
Тау подошел к двери лазарета и открыл ее.
– Леди Одаренная, – сказал он, – можете сказать королеве, что нам нужно встретиться завтра в полночь?
– А что будет в полночь?
– Она увидит, как мы сдержим демонов.
СЕМЕРО
Тау нервничал. Прошлой ночью, решив взять Джабари в Исихого, он подошел к кровати друга и все ему объяснил. Джабари не мог говорить – его горло было обожжено. Скорее всего, он вообще больше не сможет говорить как прежде, но Тау удалось получить ответ.
Закончив свой рассказ о демонах, драконах, Одаренных и страданиях, он вложил запястье в перевязанную руку Джабари и спросил Малого Вельможу, пойдет ли тот с ним в гущу этого ужаса. Он не верил, что Джабари откажется, но пока ждал ответа, представил себя на его месте и засомневался.
Пристыженный тем, что поставил друга в такое положение, Тау начал вставать, чтобы дать Джабари отдохнуть, но, прежде чем он успел убрать руку, тот ее сжал.
Тау заглянул лучшему другу в глаза и увидел, что лишь зрачок в них выглядел здоровым. Как только состояние Малого Вельможи улучшилось, жрецы Саха сделали все возможное, чтобы его тело функционировало, как раньше. Они срезали расплавленную плоть с его век, чтобы Джабари смог полностью открыть глаза. И хотя с тех пор прошло немало времени, белки глаз Джабари остались красными и, похоже, навсегда.
– Ты уверен? – спросил Тау.
Джабари еще раз сжал его руку. В его глазах Тау прочел решимость.
Поэтому на следующий вечер, когда королева должна была увидеть, как они сражаются с демонами, Тау снова сидел у кровати Джабари. Занавески вокруг кровати Малого Вельможи были подняты, но на Джабари никто не глазел. Жрица Хафса, не зная причины просьбы, неохотно согласилась ее выполнить. Она переместила из палаты всех пациентов, кроме Хадита и Келлана. Так что теперь весь лазарет принадлежал Тау.
Хадит, с перевязанной грудью, сидел и наблюдал за ними из дальнего конца комнаты. Гранд-генерал просил придвинуть его поближе, чтобы лучше видеть происходящее. Но Тау решил, что это будет неразумно. Он хотел иметь достаточно места, чтобы предотвратить… катастрофу, если она все же произойдет.
Рядом с Хадитом сидели Одаренная Танди и Келлан. Великий Вельможа проснулся в то утро и потребовал, чтобы его вывели из-под опеки Хафсы и тотчас вернули к несению службы. Но жрица, отметив, что худшее позади, все же отказала ему. Она настояла на том, чтобы он провел в лазарете еще одну ночь.
Тау навестил Келлана и поговорил с ним. Он постарался, раскрыв как можно меньше подробностей, убедить его, что обучаться в Исихого ему нельзя. Тау объяснил, что сила его крови, позволявшая Одаренным наделять его своими дарами, давала и демонам возможность причинять ему вред, который затем переносился в Умлабу.
В целом так оно и было, но Тау видел: Келлан понял, что это не вся правда. К счастью, с присущим ему благородством, Великий Вельможа не стал настаивать на полной откровенности.
Вскоре пришла Танди и сказала Келлану, что он храбро сражался, и ему посчастливилось остаться в живых, несмотря на безрассудство Тау. Она добавила, что беспокоилась за него во время битвы в темном мире, опасаясь, что его кровь будет взаимодействовать с демонами.
И Келлан вновь проявил вежливость. Он действительно был вежливым, особенно в присутствии женщин. Одаренная Танди внимательно слушала ответ Великого Вельможи, и, оставив их наедине, Тау отошел к Джабари.
Солнце только что село, и остальные члены отряда должны были явиться в течение промежутка. А до этого Тау хотел позаниматься с Джабари.
Он собирался показать другу, как входить в Исихого, и как возвращаться назад.
И хотя он старался скрыть свое беспокойство, Тау отчаянно желал, чтобы Джабари справился.
Темный мир требовал платы, но это касалось, пожалуй, всего, что хоть чего-нибудь стоило. И если Джабари сможет справиться с опасностями темного мира, он наконец сумеет драться не хуже любого Ингоньямы. Тау желал этого для него.
– Ты понимаешь, что нужно делать? – спросил Тау. – Мы войдем в Исихого и выйдем несколько раз. Я хочу, чтобы ты научился этому, пока не пришли остальные.
Джабари сжал его руку.
– Уверен, что готов…
Последовал тот же ответ.
Тау улыбнулся.
– Ну конечно. Закрой глаза и слушай мой голос…
Хотя Тау переносился в темный мир множество раз, он никогда не делал этого из закрытого помещения, поэтому не знал, что увидит вокруг. Раньше его неизменно встречала мгла, тяжелая и гнетущая, как и стены лазарета. Только теперь эти стены изменились, приняв форму голой скальной поверхности вместо опрятного самана, из которого был сложен лазарет. Будто темный мир отвергал то, что сделано руками людей. Впрочем, это не объясняло, как доспехи и оружие Тау оставались в точности такими же, как в Умлабе.
Оглядевшись, Тау не увидел ни кроватей, ни столов, ни чего-либо, что можно было бы легко переставить. Все, что было временным, быстротечным, в темном мире не отразилось, а души еще не примкнувших к ним Келлана, Хадита и Танди были едва различимы. Свет их душ казался скорее отблеском, чем сиянием.
Опасаясь того, что может там увидеть, Тау повернулся туда, где должна была находиться