Но принцы не обращали на нее внимания, и со временем ейстало казаться, что так даже лучше, намного лучше! «Высокие» отношения тем ихороши, что чисты, прозрачны, понятны, никто не отводит глаз и не краснеетпятнами после корпоративной вечеринки! Что-то, должно быть, все-таки есть вэтом нелепом и устаревшем понятии, которым были озабочены все русские писателии которое называется «женское достоинство». Она, Варя, была… достойная! Онауважала принцев, а принцы уважали ее – так красиво! Красиво, интересно, надежноустроено, и тут все кончилось!

Всему пришел конец, вон, даже кружка разбилась!

– Варюша, да что ж ты так убиваешься-то?! И матери, как нагрех, нет, унесло ее!

– Ку… куда? – проикала Варя, стуча зубами о край стакана.

– Да у нее ж каждую субботу эти самые танцы живота! Ты что?Забыла?

Варя перестала стучать зубами о стакан и подняла на отцаглаза.

– А сегодня… суб… суббота?

– Совсем ты, Варюша, до ручки дошла, – сказал отец огорченнои принял у нее стакан. – Совсем тебе голову заморочили на этой твоей дурацкойработе.

– Пап, сегодня суббота, да?

– Кофейку тебе сварить? А хочешь, блинчик испеку? Свареньицем! Ты маленькая очень блинчики любила.

Варя вздохнула глубоко и посмотрела на свою юбку, спередивсю в пятнах от воды. Как это она забыла, что сегодня суббота?.. Что такое сней случилось?..

Отец суетился у плиты, громыхал сковородкой, лез в самыйдальний ящик за мукой – приготовился спасать дочь блинчиком. Он знал, конечно,что дочь давно выросла и блинчиком ее не спасешь, но как же быть-то?.. Онничего не понимал в «тонких материях», которые он называл «мерехлюндии», непонимал дочкиных слез, вздохов и метаний, но видел, что ребенку худо, а чемпоможешь-то, разве что блинчиком? Да ведь штука в том, что блинчиком-то непоможешь, и он это понимал!

У отца была расстроенная спина и, кажется, даже рукидрожали, и Варе вдруг стало так его жалко, что она опять заревела.

– Варюш? Ты чего, Варюш, а?..

– Пап, посиди со мной.

– Так я сейчас вот только тесто заведу и посижу…

– Пап, не надо мне ничего!

– Как не надо? – совсем уж потерялся отец. – Как это так, ненадо?! Горяченького съесть – первое дело…

– Папа, посиди со мной, а?

Отец сунул сковородку на плиту, неловко пристроил мешок смукой на край заставленного посудой стола и приткнулся рядом с Варей. Вид унего был несчастный.

– Ты бы с матерью поговорила, Варь. Она лучше разбирается!

– В чем разбирается?..

Отец скосил на нее глаза, печальные, как у больной собаки, имахнул рукой, совершенно безнадежно.

– Да во всем! Она у нас по всем вопросам… специалист, самазнаешь! Может, чего подскажет…

И отец стал сгребать крошки со стола. Соберет кучку, потомприжмет пальцем, чтоб не рассыпалась, и опять собирает. Варя следила за егорукой и ничего не понимала.

– Пап, ты чего придумал-то? Ты-то из-за чего страдаешь?..

Отец вздохнул и опять пригнал свою кучку.

– Ты небось влюбилась, Варюш, – выговорил он с усилием ивдруг покраснел, как школьник. – Из-за этого и мерехлюндии всякие! А я не умеюпро это говорить. Чего со мной про это разговаривать, когда я ничего непонимаю! Лучше уж с матерью.

Варя опять засопела – господи, он и правда ничего не понял,ничего!

– Ни в кого я не влюбилась, – начала она сердито, – что тывсе придумываешь чепуху какую-то?! У меня на работе проблемы, а ты – влюбилась!Да я, если хочешь знать, никогда в жизни ни в кого не влюблялась и несобираюсь, потому что…

На протяжении ее речи отец вдруг задышал свободнее,задвигался, пересел поудобнее, не боком, не как больная собака! Как будто Варякаждым своим словом снимала неимоверную тяжесть с его плеч, и он постепеннораспрямлялся, радуясь и не веря, что тяжести больше нет.

Варя остановилась.

– Пап, ты чего?!

– Так ведь я думал, что у тебя того…

– Чего у меня, пап?

– Любовь какая-нибудь неподходящая нарисовалась!

– Какая неподходящая любовь?! – почти завизжала невестьпочему почувствовавшая себя оскорбленной Варя.

– Такая, такая, – заговорил отец умоляюще. – Не сердись. Ядумал, ты в своих верхах влюбилась в какого-нибудь… негодяя, а он и знать тебяне желает!

Теперь Варя оскорбилась всерьез. В негодяя – надо же! Какиеже они негодяи?! Они умницы, работают день и ночь, они умеют держать удар, онисильные, сделавшие себя сами…

…Опять выходит какая-то ерунда. Опять она думает проВолошина с Разлоговым. Но ни в одного, ни во второго она никогда не влюблялась,разве что чуть-чуть! Один из них умер, второй явно замешан в темные дела, такпочему она все время думает… о них?!

– Папа, – заглушая свои мысли, метавшиеся, как перепуганныерыбки в садке, твердо сказала Варя. – Ни в каких негодяев я не влюбилась.

– Слава богу, – вставил отец.

– И не собираюсь.

– Тут ведь знаешь как?.. Вроде и не собираешься, а ужеготово дело…

– Никакое дело не готово!

– И добро бы, они там у тебя нормальные люди были! А товедь… ты прости меня, Варя, нечисть всякая. Им хорошую девушку погубить ничегоне стоит, это вроде игра такая. Поиграют с тобой, как со щенком доверчивым, даи вышвырнут вон! А ты на всю жизнь… калекой останешься.

– Папа!

– Что? Ну что? Там же ведь порядочных людей нету, откуда онитам возьмутся, порядочные-то? Порядочные наверх не попадают, им туда ходзаказан. А ты маленькая еще, где тебе разобраться…

– Мне двадцать шесть лет!

– Я и говорю, – заключил отец грустно. – Одна надежда уменя, что ты умница, а волки эти… Ну не всех же им жрать. Тебя, может, ипожалеют.

– Папа, я никому там не нужна, – твердо сказала Варя. – Этодля тебя я самая распрекрасная, а для них я… никто. Нуль. Пустое место.Волошин, по-моему, до сих пор не знает, как меня зовут!

– И слава богу, – быстро вставил отец, – слава богу!

– Да что ж хорошего-то?! Ко мне Вадик клинья подбивает,водитель. Вот он нормальный человек, да? Порядочный по определению, потому чтонаверх не пробился, так и помрет водителем! Следовательно, не волк. Меня несожрет. Так, что ли?!