– Вадим, – сказала Варя и взяла его за отвороты куртки, –мне нужно, чтобы ты меня срочно отвез…

– Куда?!

– К Волошину. Ты знаешь, где он живет?..

Дэн Столетов так распереживался, что даже спал плохо, чего сним отродясь не бывало, и он никогда не понимал, как это можно – не спать?!Тетя Оля иногда звонила маме и жаловалась на бессонницу, говорила, что «опятьночь не спала», и Дэн думал: как это может быть? Как можно «ночь не спать»? Ачто тогда делать? Нет, ежу понятно, что можно делать ночью, а ему-то, Дэну, темболее, но вот когда надо спать, что может быть проще и приятнее? Открываешьокошко, чтоб было свежо и прохладно – мама за это вечно распахнутое окноназывала сыночка «отморозок в поисках ледяной свежести», – забираешься пододеяло поглубже, думаешь о чем-нибудь приятном и утешительном, и через пятьминут готово дело, спишь!.. И снится всегда что-нибудь хорошее, приятное,легкое. А тут – на тебе! Полночи возился, возился, все никак не мог устроиться!То жарко, то холодно, то неудобно, и мысли какие-то тяжелые, словно жернова,тягучие и бугристые, как овсяный кисель, который варила ему, маленькому, тетяОля, когда им с мамой вдруг взбредало в голову, что мальчик должен правильнопитаться. Тогда они переставали все солить, варили гречку и овсяный кисель изапрещали есть чипсы. Потом тетя Оля из своей редакции вдруг приносила статью –это называлось «материал» – о том, что нужно пить исключительно сырую воду, ноне простую, а «серебряную». Тогда про гречку и кисель все забывали и начиналиискать серебряную ложку, клали ее на дно трехлитровой банки, а потом оттудапили.

В общем, всякое бывало, и не всегда приятное, и слава богу,он теперь вырос и может делать все, что хочет! Ну почти все.

Дэн долго соображал, как бы ему заснуть, но ничего непридумывалось. В конце концов он встал и ушел на кухню – от своей скомканнойнеаппетитной постели и таких же скомканных мыслей. Хорошо, что мать с вечера надачу уехала. Вдруг подхватилась и уехала, сказала, что там вода не перекрыта,как бы завтра мороз не ударил! Дэн не очень любил, когда мать одна таскалась наэту дачу, еще с тетей Олей туда-сюда, а одной нечего там делать. Он тревожился– вдруг свет вырубится, или насос полетит, или пьяные гаишники какие-нибудьнабегут, а его, Дэна, рядом нет! И дачу эту он не любил – подумаешь, дача!Огород и будка посередине! И одному дома ему было… неуютно. Он этого оченьстеснялся, и матери ни за что бы не признался, но с ней ему было как-товеселее, что ли! В компании себе подобных Дэн говорил, конечно, все, чтоположено – предки, мол, достали, житья от них нет, все учить лезут, хотя вжизни ни шиша не понимают, особенно в такой… в современной, ну в молодежной.Предков следовало поругивать за то, что они «совки», отечество именовать«Рашкой», а тысячу рублей «баблом». Дэну от всего этого как-то неудобноделалось.

Он пил на кухне чай и грустно думал о том, что он какой-тонеправильный. Он редко об этом думал, а тут вдруг его пробрало. Дэн Столетов незнал, что в три часа ночи «пробирает» всех, у кого бессонница, но раньше у негоникогда не случалось бессонницы, вот он и не знал! Он пил чай, вздыхал,грустил, жалел себя и думал, что он «неправильный».

Без матери ему скучно завтракать и ужинать – никто непристает с расспросами, не предлагает на выбор блинчики или омлет, непочесывает за ухом мимоходом. Мать то и дело почесывала, и ему это нравилосьужасно! Он даже головой крутил, подставляя так, чтоб ей удобнее было чесать.Конечно, он никогда и ни за что не признался бы, что его, здоровенногодвадцатидвухлетнего мужика, да еще и журналиста, мать чешет за ухом, но – чтоделать! – она чесала, и он млел, подставляя нестриженую башку, и ленилсязавтракать, когда ее не было дома! И с девушками выходила какая-то петрушка,тоже неправильная! Общепризнанные красавицы, у которых он время от времени бралинтервью, его смешили, и он даже толком не знал, почему. Так… дуры. Дэну,взявшему этих интервью два или три десятка, казалось, что он видит их насквозь,и ничего там, внутри, нет ни интересного, ни заманчивого! Все ему казалось,что, кроме калькулятора и некоего специального датчика, который, как счетчикГейгера, начинающий завывать и щелкать при повышенной радиации, сигнализирует оприближении достойной особи мужского пола, ничего там нет вообще. А может, онтак считал, потому что датчики эти никогда не реагировали на него, Дэна!.. Комуон нужен, долговязый, лохматый, кое-как одетый корреспондентишка! С него ивзять-то нечего, а за материал уже заплатила «достойная особь»! Некоторыекрасотки были чуть получше, другие и вовсе никудышные, вроде этой самой ОлесиСветозаровой, которая орала, что он спер у нее бриллиант! А на съемке она то идело откаблучивала нечто такое, от чего даже многоопытный Сапогов закатывалглаза. Ну например, все время отвлекалась на телефон, щебетала безудержно,называла собеседников исключительно «Мася» и каждый раз потом не моглавспомнить, о чем с ними, журналистами, говорила до того, как зазвонилпроклятущий телефон! Дэн с Сапоговым с ней замучились. А потом, когда еепопросили переодеться, стала снимать блузку прямо при них!.. При этом онаразговаривала по телефону с «Масей», придерживала трубку плечом, и тянула вверхсвою кофточку, и уже почти стянула, когда Дэн с Сапоговым сообразили выскочитьза дверь. Там, за дверью, они долго не могли друг на друга взглянуть, а когдавзглянули, быстро отвели глаза. Сапогов был совершенно красный и оченьсердитый, и Дэн знал, что сам выглядит точно так же! А эта дура, обнаружив, чтоих нет в спальне, еще и заорала на них – сколько вас ждать можно, я готова, нежурналисты, а наказание! «Мася» сказал, что все будет очень быстро и весело, авсе долго и скучно!..

Дура, одним словом! Разговаривала бы по телефону поменьше, ибыло бы куда быстрее!

Примерно это Дэн Столетов и изложил вчера Глафире Разлоговойпосле того, как они отбыли из квартиры «мастодонта» Красавина. Вот кто нравилсяДэну – Глафира! Как держится, как слушает, как смотрит сквозь свои очки – и непоймешь ее, и насквозь не видать, и счетчик никакой не щелкает, словнонаплевать ей на всех мужчин на свете, включая «мастодонта»! А уж тот, даром чтостарый перечник, так за ней увивался! Такие пассы выделывал, такие пируэтывыписывал! Дэн даже будто приревновал немного, но потом обошлось. Глафира всеинтервью просидела тихо, как мышь, только все смотрела на большую фотографию настене, и вид у нее был сосредоточенный. В машине она рассеянно спросила про тосамое интервью с Олесей, потом сказала, что ей нужно подумать, и назначила Дэнувстречу – утром, в кофейне на Пушкинской. Он согласился, конечно, и всю ночьпромучился бессонницей, как втрескавшийся чувак перед первым свиданием!

В кофейню он приперся за полчаса до назначенного срока,невыспавшийся, с зелеными кругами под глазами, злой, как пес. Да еще он головупомыл, чтоб волосы не висели сосульками, а сушить поленился, и всю дорогу мерз,ему казалось, что влажные волосы заледенели, и теперь башка у него выглядит,как у египетского фараона, который смазывал волосы кровью жертвенных животных,Дэн где-то про это читал.