Человек с рюкзаком застенчиво улыбнулся. Эллису стало неловко за пристальный взгляд, и он улыбнулся в ответ. Потом задумчиво посмотрел вверх, на купол, где в мерцающей глубине океана клубилась темная взвесь из геотермальных источников. Почему-то это природное чудо казалось ему куда более искусственным, чем все красоты Полого мира.

– Для нас важно быть частью целого. Люди – социальные животные, – продолжал Пол. – Но когда человек научился выживать в одиночку, традиционные группы – семьи и племена – просто распались. В Полом мире ощущение принадлежности к обществу создается за счет внешнего сходства. Каждый живет так, как хочет: спит и бодрствует, когда душе угодно, занимается тем делом, которое покажется ему интересным, но при этом твердо верит, что является частью единого целого. Люди не стремятся к инаковости, они просто хотят, чтобы их замечали и узнавали среди тысяч других людей. – Пол поднял искалеченную ладонь, на которой не хватало двух пальцев. – А те, кто остался на ферме, думают по-другому. Необратимые изменения – это часть будущего. Вы сыграете в нем заметную роль.

– И как же выглядит ваше будущее?

– Решать нам.

Популярность Эллиса стремительно росла, и ИСВ оказался под сильным давлением. Советник требовал, чтобы Эллис произносил речи едва ли не каждый день, и он наловчился выступать перед публикой, хотя в основном повторял одно и то же. Говорил, как сильно изменился мир, благодарил ИСВ за спасение и радовался теплому приему. В самом конце, по настоянию Пола, он обращался к зрителям с просьбой о помощи: рассказывал о своем одиночестве и жаловался, что ИСВ отказывается предоставить образец ДНК для женщины. Советник велел постоянно повторять фразу про «самое одинокое число на свете». Когда Эллис признался, что это цитата, Пол откопал в архивах Вегенера древнюю музыкальную запись и начал запускать ее до и после каждого выступления. Песня стала визитной карточкой Эллиса. Иногда он слышал, как ее напевают случайные прохожие во фланелевых рубашках. А во время выступлений слушатели подхватывали знакомые строчки сотнями одинаковых голосов.

Помимо туристических достопримечательностей, советник водил Эллиса на спортивные соревнования и художественные выставки, но Эллису больше всего нравились музеи и разные исторические места. Он с радостью отправился посмотреть на пирамиды Египта, которые ничуть не изменились за две тысячи лет – разве что истрепались немного. Прогулялся по Южноафриканскому музею расовых предрассудков и сегрегации, по руинам Нью-Йорка и по китайскому Запретному городу. Но самыми интересными были Музей войны и Музей религии, расположенные в старом Иерусалиме.

Пол достал для Эллиса пропуск в особые хранилища Музея войны, где лежали целые груды оружия, не попавшего на основную выставку, – эти экспонаты до сих пор считались опасными. Здесь хранилось все, от мечей бронзового века до корабельных пушек Британской империи и американских термоядерных бомб. Больше всего Эллиса шокировало то, что два расположенных по соседству музея были объединены общей темой: трагические ошибки человечества. Несмотря на искреннюю веру в Бога, Эллис понимал, что религия породила слишком много крови и ужаса. Один из экспонатов представлял собой новый взгляд на четырех всадников апокалипсиса: жадность, гордыня, страх и религия – главные причины всех войн.

Посетители проезжали по тоннелю на движущейся дорожке, и по обеим ее сторонам разыгрывались разнообразные сцены из истории человечества – реалистичные, но полностью цифровые модели. Голос рассказчика произнес: «Ошибки, вымостившие долгую дорогу от варварского прошлого к просвещенному настоящему, были ужасными, но неизбежными».

Позади Эллиса кто-то пояснил, что это не простая метафора, ведь раньше дорогами назывались специальные полосы для движения.

В Иерусалиме было гораздо меньше людей – музеи проигрывали в популярности виртуальным симуляторам Марса и прозрачной Атлантиде – но Эллис забыл обо всем на свете, шагая по залам, в которых разворачивалась история религии: от древних могильных курганов, где археологи находили различные предметы, подтверждавшие веру в загробную жизнь, до последней действующей церкви в Эль-Грульо, разрушенной во время Великой бури. Заходя в голограммы, он вдруг оказывался в церквях, храмах и мечетях, где проповедники вещали о растущем равнодушии к Богу, или погружался в виртуальные сражения – настолько реалистичные, что Эллис невольно отпрыгивал, чтобы не попасть под удар. Войны окончательно исчезли благодаря ИСВ и изобретению трех Чудес, но религия перестала существовать гораздо раньше. Причины были неясными. Никто не принимал законов, запрещавших ее исповедовать. Не было никаких внезапных открытий, опровергавших догматы веры, ни великого крестового похода атеистов. Казалось, религию просто забыли…

Каждый вечер Эллис возвращался в Вегенер вместе с Полом. Обстановка в его комнате была такой же спартанской, как в доме Гео-24, но Эллису было все равно, ему просто хотелось побыть в одиночестве. Из-за напряженного графика они с Полом проводили вместе чуть ли не каждую минуту, будто новобрачные во время медового месяца, и Эллис начал уставать и от Пола, и от мирового турне. Он уже полностью восстановился после операции, но врал советнику, что плохо себя чувствует – просто чтобы немного передохнуть.

Вернувшись к себе, Эллис вытряхивал содержимое рюкзака на кровать и перебирал вещи, как мальчишка, который бережно сортирует конфеты, добытые на Хэллоуин. Фонарик, компас, очиститель воды, аптечка, спички и дождевик – все это по-прежнему лежало в рюкзаке. Больше у него ничего не осталось. Эллис заметил пачку «M&M’s», вскрыл ее и бросил драже в рот, наслаждаясь вкусом двадцать первого века.

За последние несколько дней он повидал много чудес. Спустился в глубины океана и побывал за пределами Солнечной системы, так что все достижения астронавтов из проекта «Меркурий» теперь казались жалкими и незначительными. Он получил то, зачем отправился в будущее – исцеление от болезни, билет в новую жизнь. Но глядя на дешевое спортивное снаряжение, разбросанное по кровати, Эллис мог думать только о том, что он потерял. Господи, как он тосковал по сочным чизбургерам, нормальному туалету, шуму автомобилей и гудению компьютера при загрузке! Скучал даже по тому, что раньше бесило: по бесконечной телевизионной рекламе, дорожным пробкам, писку телефона, постоянным склокам между республиканцами и демократами. А сколько фильмов он пропустил? Сколько открытий и катастроф?

Эллис бросил в рот еще одну конфету, закрыл глаза и вспомнил, как помогал Айсли делать уроки. Как они с Пегги ходили выбирать телевизор, как он сгребал листья с газона воскресным вечером. Воспоминания – идеальные мгновения, застывшие под стеклом в своей первозданной красоте.

Эллис сунул руку в карман: он по-прежнему носил с собой телефон и кошелек, хотя не понимал зачем. Просто не мог ничего выбросить. За водительскими правами лежали фотографии жены и сына. Размытые, истрепанные – эх, надо было захватить с собой и другие снимки. Почему он больше ничего не взял?

Эллис скучал по Пегги.

Он нажал кнопку на телефоне. Вспыхнул экран. Сообщения… Последний звонок от жены так и остался в голосовой почте. Воспроизвести.