– Не знаю, – шепчу я.

И либо этого достаточно, либо Леандр сам видит правду, но он низко кланяется, извиняется и уходит.

Я обнимаю себя, опечаленная переменой.

Но когда возвращаюсь в свою комнату, думая немного пострадать в тишине, замечаю, как сквозь стену, отделяющую меня от покоев Каллиаса, исчезает слабый завиток тени. Такой бледный, что поначалу я думаю, будто мне показалось.

Но если нет, я не могу решить, хорошо ли это или плохо, что Каллиас нас подслушал.

Гадаю, стоит ли показываться на ужин в библиотеке.

С одной стороны, я весь день не разговаривала с Каллиасом. Нам нужно многое обсудить, включая его меры безопасности и то, что произошло в клубе.

С другой – он спросит меня, почему я его избегала. И не дай бог, если он подслушал мой разговор с Леандром и захочет это обсудить.

В конце концов, решаю, что хочу его видеть, и этого достаточно, чтобы примириться со всем остальным.

Ожидаю найти его уже за столом. Вместо этого он сидит в кресле перед камином, одной рукой почесывая макушку Демодока, а другой поигрывая чашей с вином.

Услышав меня, Каллиас говорит:

– Никак не решу: те, кто желает моей смерти, не могут пройти через моих новых охранников или просто выжидают, пока я не успокоюсь.

– Надеюсь, первое, – говорю я, садясь в другое кресло.

– Это не так уж плохо, когда меня везде сопровождают. Честно говоря, предпочтительнее той изоляции, с которой я смирился.

Ничего не говорю. Возможно, ему нужен слушатель.

– Из других новостей: я приговорил лорда Элиадеса к пожизненному заключению. Его лишили всех земель и титула. Он больше не будет нас беспокоить. Мы также нашли большую часть золотых монет, которые Оррин украл и перераспределил. Все пойманные с ними крестьяне также заключены в тюрьму. Они очень хорошо знали, что им дают краденое.

– Ты не слишком-то доволен.

Он смотрит на пламя и осушает чашу.

– Все прошло не лучшим образом. Несколько крестьян погибло. Сопротивлялись охранникам. И многие торговцы не захотели отказываться от монет, которые уже получили в обмен на товары.

Я глубже забираюсь в свое кресло.

– И ты винишь меня.

Его рука замирает по пути к графину.

– Почему?

– Потому что это была моя идея – поймать бандита таким образом.

– Я вовсе не это пытаюсь сказать. Мои охранники плохо справились с задачей. Виноваты они, а не план. Кроме того, мне плевать на небольшие публичные волнения.

– Тогда в чем проблема? – спрашиваю я.

– Совет хочет что-то сделать с тем ажиотажем, который мы вызвали. Предлагают провести королевский парад по улицам Наксоса.

Я моргаю.

– Ты не можешь этого допустить. Это идеальная возможность убить тебя.

Он выпивает новый бокал вина.

– Я знаю, но боюсь, мнение совета перевесило. У меня нет выбора.

Отблеск пламени танцует на моей коже, и я чувствую, что мне становится жарко. И не в хорошем смысле.

– Один из них причастен! Наверняка. Зачем еще им заставлять тебя это делать?

– Парад создаст иллюзию доброжелательности. Напомнит людям, что я не монстр, который сосредоточил все свое внимание на иностранных королевствах. По-видимому, это как-то меня очеловечит. Чтобы люди сговорчивее платили налоги и все такое. – Он снова наполняет бокал. – О, и в королевстве Пегаи снова воцарился мир.

Я наконец поворачиваюсь в его сторону.

– Мне трудно тебя понять. Ты расстроен? Взволнован? Доволен? – «Боишься?» Последнее я не говорю вслух.

– Я удивительно спокоен за того, кто знает, что скоро будет еще одно покушение на его жизнь.

– Возможно, попытка, но не более того. Твой потенциальный убийца не добьется успеха. Его поймают.

Он допивает вино и, наконец, отставляет пустой бокал, откидывая голову на спинку кресла.

– Ну, а теперь, когда приятный разговор закончен, мы перейдем к той причине, по которой ты весь день меня избегаешь?

– Это был приятный разговор?

Он перестает чесать Демодока, и пес опускает голову на лапы.

– Что тебя беспокоит, Алессандра?

– Вряд ли ты достаточно пьян для такого разговора.

– То есть?

– Я бы предпочла, чтобы ты потом его не вспомнил.

Уголки его губ приподнимаются в легкой улыбке.

– Я могу выпить еще, если хочешь.

– Нет, ты должен всегда быть начеку. Вдруг что-нибудь случится.

Он качает головой.

– Перестань увиливать. Это из-за того… что с тобой… ну, плохо обращались прошлой ночью? – Как будто слова беспокоят его, и он снова наполняет бокал.

– Серьезно? – переспрашиваю я.

– К тебе относились как к распутной девушке, и это должно быть позорно и унизительно. Я ни в коем случае не виню тебя, что ты теперь меня ненавидишь.

– Ой. – Я пытаюсь скрыть свое удивление.

– Ты настоящий друг, Алессандра. Та, кого я считаю равным во всем, кроме титула. Я не относился к тебе как к таковой прошлой ночью.

– Каллиас, ты прошлой ночью разрешил мне помочь тебе. И заботился обо мне как о друге. Не думай больше об этом.

Он внезапно встает и, немного шатаясь, хватается за стол.

– Похоже, я выпил больше, чем думал.

– Давай провожу тебя спать.

Я беру Каллиаса за руку и, хотя никогда прежде не делала так в месте, где кто-либо может нас увидеть, кроме случая, когда мы были замаскированы, твердо держу его, пока мы выходим из библиотеки. Приказываю охранникам проводить нас до комнат короля, но никто больше не осмеливается коснуться правителя. Я не могла бы попросить их о помощи, если бы захотела. Они не рискнут своими жизнями. Пусть Каллиас потом простит меня за мою вольность.

Демодок трусит за нами – извечный верный щенок.

Мы проходим мимо ряда окон в прихожей и слышим звук грома и проливного дождя. Сегодня вечером снаружи бушует ураган.

Охранники оставляют нас в конце коридора, а мы с Демодоком идем дальше. Сначала я пробую дверь Каллиаса, но поскольку она заперта, а я не собираюсь рыться в его карманах в поисках ключа, которого у него, вероятно, нет, ведь он может пройти прямо сквозь стены, я завожу короля в свою комнату.

Думаю уложить его в моей собственной постели, но он говорит:

– Нет, туда.

Я пробую дверь, соединяющую наши комнаты. Она не заперта.