тоном человека, не привыкшего, чтобы с ним спорили. – Он придет сегодня ночью, и к этому времени мы должны ждать его в порту. Попытка перехватить его в пути действительно не удалась, но она дала хороший результат.

– Что ты называешь хорошим результатом? – хмуро спросил спорщик, который, видимо, спросонья был настроен весьма агрессивно. – То, что мы потеряли двоих людей?

– Людей у нас достаточно, – с угрозой в голосе сообщил Саид. – Мы совершенно безболезненно можем потерять еще одного… или даже нескольких. Но те, кто погиб на дороге, умерли не зря. Оказывается, грузовик сопровождал тренированный боец. Он убил наших людей раньше, чем они успели понять, что их убивают. Зато теперь он выведен из игры. Грузовик ведет один-единственный водитель, который не доставит нам хлопот. Сейчас его сопровождает местная полиция, но в порту он будет совсем один.

– Откуда такая информация? Кто это сказал? – спросил тот, что недавно проснулся.

Остальные трое снова засмеялись: этот вопрос – «Кто сказал?» – как-то сам собой превратился в отличную шутку.

– Информация поступила из Москвы, – ответил Саид. – Сомневаться в ней не приходится, да и не ваше это дело – сомневаться. И не мое… Поэтому приведите себя в порядок и приготовьтесь. В десять вечера встречаемся на берегу. Вы и еще четверо отправитесь морем, на резиновых лодках, остальные зайдут со стороны берега. Расположение таможенного склада помните?

– Помним, – ответил за всех неудачливый ухажер.

* * *

Степан Денисович Тарасюк остановил машину в укромном местечке, вдали от посторонних глаз, заглушил двигатель, вышел и, прислонившись задом к теплому, уже успевшему запылиться борту, закурил сигарету.

Теплый бархат южной ночи нежно обнял его со всех сторон, прильнул к разгоряченным щекам, будто пытаясь утешить, успокоить. Легкий ночной ветерок пробрался под рубашку, поиграл волосками на животе, дружески тронул потную спину. Над головой, в черном, как вакса, небе, дрожали крупные звезды; со стороны моря долетел печальный гудок какого-то запоздалого теплохода. Этот родной, милый сердцу звук заставил Степана Денисовича болезненно поморщиться, напомнив о том, что ему предстояло совершить в течение ближайших нескольких часов.

Гавриленко, начальник охраны, как и следовало ожидать, ушел на больничный, взвалив всю работу, а заодно и ответственность на зама. Теперь этот хитрый подонок нянчил свою язву, лежа на диване перед телевизором и попивая теплое молочко, а Степан Денисович, выжатый досуха, как лимон, усталый, голодный и злой, курил, стоя в темноте под открытым небом, и считал оставшиеся в его распоряжении спокойные минутки.

Минуток этих у него осталось кот наплакал, воробей нагадил, но тем дороже они были. С самого утра, а точнее, еще со вчерашней ночи он как угорелый мотался по всему порту – расставлял, назначал, инструктировал, вразумлял и чуть ли не морды бил, втолковывая подчиненным, что шутки кончились и что груз, который они поставлены охранять, действительно очень ценный. И все это время, без малого сутки, он ни на минуту не забывал, что сам, собственными руками, ценой немалых, пропади они пропадом, усилий создает себе же большие проблемы!

Он так замотался, выстраивая вокруг таможенного склада несокрушимую линию обороны и параллельно с этим проделывая в ней одному ему заметные лазейки, что, заскочив домой перекусить, даже не нашел в себе сил облаять жену, когда та в своей фирменной сварливой манере осведомилась, куда это он намылился на ночь глядя. Вместо того чтобы послать дуру куда подальше, Степан Денисович спокойно и где-то даже меланхолично объяснил, что в порт доставили чертовски ценный груз, который многие были бы рады умыкнуть прямо со склада, что Гавриленко по этому случаю срочно занемог и что вся ответственность за эту кучу китайского дерьма теперь возложена на него, Степана Денисовича Тарасюка, лично. Вид у него при этом был такой измочаленный, что дражайшая Оксана Даниловна не отважилась даже помянуть баб, которых поминала всякий раз, когда ее супруг в неурочное время уходил из дома. Она не затеяла склоку, а вдруг ни с того ни с сего положила мужу на тарелку выловленную из борща мозговую кость с огромным куском мяса. Это было так неожиданно, что Тарасюк едва не подавился. Потом ему подумалось, что, кабы Оксана Даниловна всегда была такая тихая да ласковая, ему бы и в голову не пришло от нее сбегать.

Стоя здесь, в темноте и тишине теплой украинской ночи, не видя и не слыша ни Борисыча с его уродами, ни жены с ее постоянными упреками, ни начальства, ни подчиненных, ни китайцев с их проклятущей отравой – словом, никого и ничего, легко было представить себе, что ничего этого на самом деле не было. Просто устал человек на работе, задремал за рулем, и привиделся ему поганый кошмар. А что? Спать, сидя за рулем «таврии», это вам не дома на кровати, тут и не такое может присниться…

Ведь если разобраться, много ли человеку надо? Дом крепкий, море под боком; дачи нет и не надо, зато машина имеется; работа есть хорошая, денег хватает, а когда жена не пилит, получается вообще рай земной. Ну чего еще, спрашивается? На кой ляд было связываться с этим упырем из бильярдной?

Мобильник, забытый им на «торпеде» под ветровым стеклом, зажужжал, запиликал, осветил салон призрачным голубоватым сиянием, как будто там, в салоне, включился и заработал крошечный черно-белый телевизор. Бывают такие, с экраном в ладошку, специально для автомобилей сделанные. Степан Денисович когда-то мечтал у себя в машине такой поставить, да так и не собрался, потому что – ну на кой черт ему сдался телевизор в машине? Разве что жену в дороге развлекать, чтоб пялилась в экран и помалкивала…

Он просунул руку в открытое окно, взял телефон, глянул на высветившийся номер, скривился недовольно и – куда деваться? – ответил на вызов.

– Ты где? – в своей обычной хамской манере, без «здравствуй» и «до свидания», напористо осведомился Лещ.

– В Караганде, – с огромным раздражением ответил Степан Денисович. – Погода хорошая, дождика нету, только темно…

Лещ коротко хохотнул, как будто с ним, ментом поганым, мило пошутили, и сказал:

– Пора.

– Пора так пора, – вяло согласился Тарасюк, почувствовав, как всколыхнулся в крови адреналин и сделались ватными колени.

– В штаны-то уже наложил или только собираешься? – спросил Полещук.

– Ты сперва свои понюхай, а потом уже в мои заглядывай, – с достоинством