– Хвостовым мозгом ты думал, чадушко, –безжалостно сказал Шибко. – Даже не спинным. Будет время, расскажу тебепро Владика Проныру. Был такой еще до тебя, задолго тому… Вот тот бегал –завидки брали, слезы наворачивались от умиления… Гений был в своем роде. Кудауж тебе, гунявому… Ничего, ребята, не переживайте. Я в отличие от этого крабикаэтического гуманизмом не страдаю. Вы у меня еще оба хлебнете вдоволь строевой иизучения оружия – согласно соответствующим статьям устава, пусть и напечатанныммелким шрифтом. От рассвета, как говорится, и до горизонта… Не на губу же вассажать? У нас ее сроду не водилось, это при Митрофаныче разве что, во временаего орлиной юности… Вот тогда бы вы насиделись на хлебе и воде… Ничего, и уменя побегаете, что твои электроны по орбитам, зуб даю. А знаете, за чтополучите от отца-командира дополнительный втык? Акция объявлена, дорогие мои,группа давно должна быть на месте – так нет, изволь за вами гоняться,зайчики-побегайчики…

– Какой такой дополнительный втык… – тихоньковорчал Мухомор, поспешая за размашисто шагавшим прапорщиком. – Хренов –как дров. Я все параграфы изучил, нет там ничего насчет такой вот самоволки идополнительных втыков…

– Был бы раздолбай – а параграф приложится, –бросил Шибко, не оборачиваясь. – А в общем, вам везет, разгильдяи. Вы и непредставляете, как вам повезло, что не напоролись на серьезные неприятности.

Мухомор моментально насторожился:

– Это с чего ты такой добрый, фельдмаршал ты наш?Неспроста ведь!

– Ну конечно, неспроста, – сказал Шибко,обернувшись к нему и обнажив в улыбке великолепные белые зубы, вполнегодившиеся для того, чтобы перекусывать гвозди. – Акция на сей раз стольспецифическая, что совершенно безразлично, когда ее начинать. Можно в любоймомент, как нам удобнее, ничуть не поджимают срока.

– Ах, во-от оно что, – сказал мгновеннопоскучневший еще более Мухомор. – Ах, во-он оно как… Огребем по самое немогу…

– Не исключается, – серьезно сказал Шибко.

После нескольких минут совершеннейшей неподвижности, когдаокончательно стало ясно, что тревога оказалась ложной, Кирьянов приподнялся налоктях, выглянул из-за поваленного ствола.

По ту сторону упавшего давным-давно, уже основательноподгнившего дерева темнело густое переплетение огромных, причудливо вырезанныхлистьев, напоминавших земные папоротники. Что-то их, конечно, всколыхнуло напару секунд, но определенно не то, чего им следовало избегать как черт ладана.Точнее, не те.

Им владели двойственные чувства – с одной стороны, следоваловыполнить приказ в точности, ни в коем случае не входить в соприкосновение сневедомыми обитателями планеты, с другой – хотелось увидеть издали хотя быодного. Как будто от этого хоть что-то станет ясным…

Он вздрогнул, все тело прошила мгновенная судорогамимолетного инстинктивного страха. Над поваленным стволом бесшумно взмыл темныйклубок величиной с мужскую голову, проворно и причинно перекатился на тусторону, где лежал Кирьянов, приземлился в низкую траву перед самым лицом.

Ну вот, еще один. Гнездо у них тут, что ли? Кажется, десятыйуже или одиннадцатый, пожалуй что…

Клубок был мохнатый, длинношерстный, и от него ничуточки непахло. Совершенно никакого запаха, а значит, инструктор был прав: создание этоотносилось либо к дичи, либо к самым мелким хищникам, вынужденным пробавлятьсяразве что местными жуками или мышами. Только крупный хищник откровенно смердитза версту, ему-то нет нужды вылизывать шерсть по сто раз на дню, чтобы, не дайбог, не почуяли…

Все повторилось, как несколько раз за эту ночь. Клубок,посверкивая полудюжиной отражавших лунный свет бусинок, живых, подвижных –несомненно, глаза, – протянул что-то вроде тонкого гибкого шнурка,невесомым паутинным прикосновением скользнувшего по щеке Кирьянова. Тот сложилгубы трубочкой и выдохнул воздух.

Мелкий зверь, сдавленно и хрипло пискнув, неуловимымдвижением перекатился через поваленное дерево на ту сторону и бесшумно канул взаросли. Ни один стебель не колыхнулся.

Почувствовав на плече руку штандарт-полковника, Кирьяновзачем-то кивнул, поднялся на ноги и, пригибаясь, перепрыгнул поваленное дерево.Парой секунд позже к нему присоединились Зорич и Кац. Командир кивнул в тусторону, где среди зарослей виднелось нечто похожее на звериную тропу, и онидвинулись по ней вереницей.

Приходилось то и дело отводить от лица мягкие разлапистыелистья, осторожно ощупывать стежку подошвами – здесь хватало вылезавших из-подземли кривых корневищ. И жизнь вокруг кишмя кишела – что ни миг, кто-токрохотный шарахался из-под ног, то ныряя в чащу, то ошалевшей кошкой взлетая наближайшее дерево, кто-то тихонько стрекотал и свиристел в кронах и за кустами,кто-то порхал меж папоротников, ловко их огибая…

Хорошо еще, что эта почти непролазная чащоба была сухой,ничем не напоминала влажные джунгли. И местной живности бояться не приходилось,будь она хоть трижды плотоядной: инструктор, как теперь стало ясно, говорилчистейшую правду, уверяя, что есть в человеке нечто, делающее его насквозьчуждым и посторонним для здешних пищевых цепочек. Совершенно несъедобным.

Даже здешние насекомые, едва коснувшись кожи, отлетали встороны, разочарованно пища, – человек им был решительно неинтересен, как ивсей прочей фауне. Жаль только, что местная флора, неразумная и неподвижная,как ей и полагалось, не перенимала столь положительного опыта. Окажись так, чтокорни сами убирались бы из-под ног, ветки не царапали лицо, а листьясворачивались бы в трубочку, уступая дорогу, было бы совсем здорово…

Тропинка расширялась, превратившись постепенно чуть ли не впросеку, вполне просторную для того, чтобы по ней делали променад мамонты. Аэто уже легонько беспокоило: может оказаться, что просеку используют для ночныхрейдов те самые разумные обитатели планеты, от коих надлежало скрываться…

Но ничего не попишешь: чащоба была совершенно непролазной, иони, бредя напролом, ни за что не успели бы к назначенному времени… Приходилосьрисковать, держа ушки на макушке.

Все вокруг казалось чуточку нереальным, зыбким,неустоявшимся: на здешнем ночном небосклоне, усыпанном крупными звездами, сиялисразу три луны, две побольше, одна поменьше, не белая, как другие, а синеватая,так что каждая былинка, не говоря уж о кустах и деревьях, отбрасывала по тритени в разные стороны, и луны не стояли на месте, понемногу перемещались посвоим орбитам, так что игра тройного бледного света, тройных теней поройпревращала окружающие заросли в нематериальные, колышущиеся миражи. Иногдатрудно было оценивать расстояние, и кто-то спотыкался, а кто-то, тихоньковыругавшись, вламывался в самую глубину кустов…

Но в общем и целом они продвигались к месту назначениядовольно резво, Зорич ни разу не поторопил. Размышления и догадки, как водится,приходилось держать при себе, но Кирьянов мог поклясться, что остальным так женеуютно, как и ему самому. Хватало поводов…