в стайку чуть поодаль. Они играли в мяч, но не забывали бросать любопытные взгляды и на пару под деревом. До Лизы донеслось хихиканье. Но кто их обвинит? Будь на месте красавца Эскиса их пузатенький Виктор Борисович, никто бы и внимания не обратил.

Но Бельская почти не замечала девочек. Их болтовня и шум, напротив, пришлись как нельзя кстати. Они заглушали их собственный негромкий разговор.

За чаем с булкой Лиза подробнее поведала о том, как ждала возвращения Натали в институт, как потом не могла усидеть на месте, чтобы поскорее разбудить её после ночного приезда, и какую именно картину она застала сначала в её комнате, а потом и в собственной.

– Мне следовало бы ослушаться Анну Степановну и пойти к ней раньше, быть может, я бы ещё могла спасти её, – грустно заключила девушка, глядя на половину недоеденной сдобы в своих руках.

К концу рассказа аппетит пропал.

– Вы бы ничего не смогли сделать, если её убили ночью. – Эскис в задумчивости поднял взгляд к небу. – Всё это чудовищная халатность, Елизавета Фёдоровна. Дурная русская привычка надеяться на «авось». «Авось пронесёт», – он досадливо поморщился и тихо добавил: – Не пронесло.

Солнечный свет пробивался сквозь листву. Пляшущими островками он затанцевал на его утомлённом, мужественном лице.

Лиза невольно залюбовалась. Она украдкой глянула на его профиль и сделала торопливый глоток чая, чтобы запить вставший где-то в животе хлеб. Она поставила стакан на лавку со свободного края, а затем нехотя отщипнула от булки небольшой кусочек. Прожевала. Проглотила. Затем ещё немного. И ещё. Пока не съела всю сдобу и не допила чай до сладкого остатка на дне.

Всё это время Алексей молчал, пребывая в мрачных размышлениях. И девушка отчего-то надеялась, что думает он не об упомянутых жалобах на княжну Ливен, при которой произошло столь многое.

– Вы несправедливы к её светлости, – наконец прошептала Бельская. – Она хорошо о нас заботится. Не нужно на неё жаловаться. Прошу вас, Алексей Константинович. Она ведь ни в чём не виновата.

Эскис повернулся к ней.

– Вы понимаете, что теперь ни у кого сомнений не осталось, что произошло убийство? – Он сложил ладони лодочкой в подобии молитвенного жеста. – Наталью задушили. Пристав в этом вам признался. Значит, никакие версии о самоубийстве невозможны. Полиция снова взялась за это дело. Будет ли громкий скандал или же нет, уже мало кого побеспокоит.

Лиза коротко кивнула.

Разумеется, это было убийство. Ещё одного близкого к ней человека. Что, если она действительно следующая, но при этом ни малейшего понятия не имеет о том, что происходит?

Чем больше она размышляла, тем сильнее терялась в догадках. Как ни странно, кроме Шаврина, с ней никто на эту тему не говорил. Свиридова так и вовсе бледнела и начинала беззвучно плакать. В её голове произошедшее никак не укладывалось.

Мрачные размышления Бельской были прерваны прилетевшим в их сторону мячиком. Кажется, девочки бросили его специально, чтобы подойти поближе. Он звонко застучал по тропинке и подкатился к ногам Алексея. Мужчина молча поднял игрушку. Раскрасневшаяся воспитанница в голубом платье подбежала к ним. Эскис вручил ей мяч с вежливой улыбкой, и девица убежала обратно к подружкам, полностью довольная собой.

Когда «голубая» стайка снова зашумела, увлечённая игрой, Лиза негромко подумала вслух:

– Вас тоже могут вызвать на допрос. Особенно из-за вашего сегодняшнего визита ко мне, – она закусила губу. – У вас могут возникнуть проблемы, если Елена Александровна пожалуется на вас. Вас это не пугает?

Но её слова не возымели действия. Мужчина остался внешне совершенно равнодушен.

– Я не виновен. Шаврина мне бояться нечего, – спокойно ответил Алексей, после чего нехотя признался: – Кроме того, я пожертвовал институту достаточно крупную сумму для того, чтобы княжна Ливен немного потерпела моё присутствие на своей территории.

– Вы пожертвовали деньги Смольному? – Лиза не смогла скрыть изумления. Кажется, даже слишком несдержанно удивилась, потому что в ответ на её восклицание Эскис смущённо улыбнулся.

– Не сегодня, не беспокойтесь, – он покачал головой. – Ещё неделю назад. Сказал, что глубоко скорблю по моей покойной невесте и хочу в этой скорби поддержать тех, кто опекал её долгие годы.

Упоминание Танюши отозвалось болезненным уколом в груди. Бельская тотчас мысленно одёрнула себя. У неё не было никакого права ревновать Алексея Константиновича. Тем более к покойной Татьяне.

– Благодарю вас, это очень благородно с вашей стороны. – Лиза потупилась, стараясь не смотреть на мужчину.

– Не стоит, – глухо ответил он. – Я привык жертвовать достаточные суммы тем, кто в них нуждается больше. Отец меня к этому приучил.

А Лизу отец приучил к иному: упорствовать в своих начинаниях, доводить дела до конца, стремиться к идеалу во всём, вести себя прилично и строго блюсти репутацию. Фёдор Бельский жадным человеком никогда не был, но и невероятной щедростью не славился. Почему-то прежде это казалось Лизе нормальным.

– Пройдёмся немного? – непринуждённо предложил Эскис, поднимаясь с лавки.

– Извольте.

Лиза встала и оправила платье. Передвигалась она гораздо легче, чем прежде, но всё ещё испытывала небольшую слабость. Алексей было предложил ей локоть, но Бельская коротко качнула головой и показала глазами на игравших неподалёку девочек. Донесут. И пойдут сплетни. Поэтому они просто неспешно пошли рядом вдоль по тропинке так, чтобы всё время оставаться на виду. Стакан оставили на лавке. Алексей сказал, что отнесёт его в буфет на обратном пути.

Пока они неторопливо брели по пустующему саду, едва соприкасаясь рукавами, Эскис негромко признался таким тоном, будто давно желал это сделать, но боялся, что их могут услышать:

– Знаете, на следующий день после нашей злосчастной поездки к Юсуповым я наведался к тому немцу.

– К немцу? – не поняла Лиза.

– К дипломату. Герхарду Нойману.

– О, – губы девушки в изумлении округлились. – И что же вам удалось узнать?

Алексей свернул на дорожку в сторону монастыря.

– Поначалу говорить он не хотел вовсе, – рассказывал мужчина. – Но затем я объяснил ему, кто я такой. И заверил, что разделяю его горе.

При этих словах Лиза испытала очередной укол ревности, за что вновь мысленно отругала себя и даже предприняла попытку увеличить меж ними расстояние, но тропинка была такой узкой, что это оставалось решительно невозможным.

– Нойман признался, что он действительно был влюблён в Ольгу Николаевну, – продолжал Алексей. – Их познакомили зимой. Он сразу потерял голову. Не мог вынести, когда на балах она танцевала с кем-то ещё. Они даже переписывались втайне и строили планы, но, когда Ольга умерла, он из малодушия сжёг её письма. Испугался, что его привлекут как подозреваемого, а это означало бы международный скандал, и Нойман лишился бы