его мы уже допросили! Машеньку! А он у нее – медведь! Ну и жену, само собой, допросили еще раньше. Будь спок! Там у него все нормально, с эрекцией! На всех стоит! Он не импотент! – речитативом произнес Сунин. Когда Маскаев оделся, он сам ему застегнул наручники. А перед тем, когда я начинал осматривать, наручники сняли конвойные, у них имелся ключ. – Вот видишь, доктор говорит, здоров как бык! Но чистосердечное признание… Что?.. – Сунин ехидно буравил Маскаева бессовестными глазенками, не ожидая от него никакого ответа, добавил: – …Облегчает наказание!.. Ну что, Сергей Петрович, девочку или маму тебе еще присылать? – продолжал глумиться Сунин. – А то «надрыв»… «надрыв»… да при таких агрегатах ты там вообще ничего не должен найти. Как у родящих ты пишешь? Одни миртовидные сосочки!.. Ну, хорошо, раз обещал, значит, пришлю! – он говорил и, мне казалось, надеялся только на одно, я вынужден буду поменять свою точку зрения, увидев теперь причиндалы насильника. Скорее всего, думал он, я решу, что ошибся, раз Огуля из Липецка писал совершенно определенно, без всяких сомнений, о разрыве девственной плевы.

Они в настоящий день увезут Маскаева. Я не увижу его больше до первого дня судебного заседания. Но что-то станет меня мучить, тревожить и не давать покоя. Он уходил подавленным, растерянным и обескураженным. Только здесь и сейчас я начал понимать, что Сунин, скорее всего, ему врет или многого не договаривает. А если все так, как я понял, то ждет Маскаева ужасное наказание. Но проживет ли он с такой статьей на зоне долго?

И тут случилось нечто неожиданное для всех. Подследственный, не доходя до автозака, легко разорвал цепочку между браслетами – соединение на наручниках. Разбросал вокруг себя в разные стороны всех шибздиков и «шпиндиков» в полицейской форме и без формы, и закричал:

– До-о-о-к-т-о-ор!!

Я выскочил из кабинета, подлетел к Маскаеву вплотную. Вцепился на его груди в рубашку двумя руками, словно хотел взять за грудки, но был значительно меньше ростом, поэтому словно повис у него на груди и начал умолять его:

– Не надо, Петр Федорович! Застрелят же! Ты уже арестованный! Срок идет! Заключенный! Убью при попытке к бегству!

Сунин отбежал дальше всех, трусливым человечишкою оказался сексот. И сейчас отряхивался от чего-то, как будто от пыли – у него случилось нервное потрясение. А изваляться он мог только в собачьем или кошачьем дерьме на газонах районной больницы, куда он побежал, и чуть, было, не упал. Быстрее всех теперь вернулся назад, видя, как я со слезами на глазах вроде как обнимал несчастного Маскаева:

– Не так надо! Адвокат тебе нужен! Я помогу! Есть один! Бедных защищает!

Кольца наручников у него на руках затянулись, и кисти затекли и посинели, и продолжали быстро набухать. Он закрыл ими лицо, не чувствуя боли, и зарыдал:

– Да разве я мог?!

Часть II

1

Дочь Маскаева в сопровождении своей матери пришли ко мне снова. Очень быстро, наверное, через день. Или на следующий, после освидетельствования самого Маскаева. Я не очень хорошо это запомнил. Конечно, так скоро их мог прислать только Сунин. Ему надо было заканчивать дело и передавать его в суд. Поджимали сроки. И престиж – все вовремя и в срок – не лишняя капля в озере счастья, о котором он мечтал, и никогда не задумывался, что такая капля может быть последней в чаше терпения тех людей, которых он обманывал. Но он никогда не думал иначе. Для него это всего лишь зачетная палочка из всех трудодней, чтобы стать генералом.

Когда дочь с матерью появились у меня, я опять обратил внимание на стоптанные, но уже немытые, с прилипшей грязью, туфли Анастасии Петровны. На днях у нас прошли дожди. Бросались опять в глаза не совсем белые, такие, как и в прошлый раз, не очень чистые, носки у заявительницы. Неопрятность и даже какая-то нечистоплотность проглядывалась у них во всем.

Я не предложил им присесть. Но мать девочки прошла сама и села на кушетку. У нее прибавился такой вид, словно теперь я должен уже осмотреть ее. Как будто она взяла в этот раз грехи дочери на себя. Я еще подумал, почему она изначально не выставила себя потерпевшей. Может потому, что срок наказания мужу, в таком случае, оказался бы намного меньше. Но зато ей плести можно было бы уже что угодно. Девственницей она точно не была. В первый их приход я почему-то автоматически поинтересовался, родила она дочь естественно-физиологическим путем или при помощи кесарева сечения. Оказалось, что рожала она сама. Сейчас я рылся в памяти, почему неожиданно вспомнил такие подробности. Да потому что подумал о миртовидных сосочках, которые остаются у женщин от девственной плевы после родов, о чем неслучайно мне намекал Сунин.

Увидев Маскаева у себя в кабинете, во время обследования, все встало на свои места – по своему физическому развитию дочь пошла в него. Проходить на кушетку она не стала. Мне показалось, она почувствовала, что я все знаю о ее лжи.

Думал ли я, пойти по пути Огули из Липецка? Конечно, нет. Думал ли я о том, надрыв мог образоваться от давления половым членом на девственную плеву? Думал, но сомневался. Больше верил, что она чесала в промежности рукой при глистных инвазиях и могла причинить себе надрыв.

Она стояла сейчас у сейфа, где в первый раз стояла и ее мать и тоже мялась, переступая с ноги на ногу. Я оторвался от своих мыслей, поднял голову и спросил:

– У тебя были когда-нибудь глисты?

– Да, аскариды. В пятом классе, – ответила девочка.

Дальше я решил сказать то, на что не имел права:

– Ирина, я осмотрел, точнее, освидетельствовал твоего отца! – Она вздрогнула. – Мне ясно одно окончательно и бесповоротно, что свой половой член он не вводил тебе во влагалище! Если только не прижимал…

– Да, он прижимал!.. – она удивительно быстро сориентировалась на правильном ответе. Потом, как загнанный зверек, затаилась, ожидая и опасаясь нового выпада хищника, представляя, вероятно, себя жертвой.

– И про задний проход ты говорила неправду. Может, ты хотела сказать, что он тер тебе в области заднего прохода своим членом?

– Да… тер… – легко согласилась она, меняя свои прежние пояснения.

– Я не буду переписывать анамнез, и подгонять твои слова под объективную картину. Не в моих правилах шельмовать. Я дополню анамнез тем, что ты мне сказала сегодня. Только я не представляю, как долго надо тереть, чтобы образовалась рана,