– Это мы посмотрим, – уклончиво отвечаю я.

– Она понадобится мне к концу дня. Или тебе срочно?

– Нет, не срочно, – бодро отвечаю я и, обойдя стол, собираюсь вновь занять свое рабочее место. Но там уже расположилась Северин. Однако я в любом случае должна сесть на свой стул. То есть я знаю, что должна, но вместо этого говорю Полу: – Хочу выскочить за кофе. Тебе тоже принести?

– Нет, спасибо, – отвечает он, не поднимая глаз от компьютера. – Я пытаюсь не злоупотреблять. Хотя при такой работе это все равно что пытаться сдержать натиск лавины.

Это верно. У нас встреча за встречей, и мы делаем то, что делают наши кандидаты или клиенты. Если они пьют – мы тоже пьем. Если они едят – мы тоже едим. Мы – индустрия сервиса. Наш сервис – поставлять уверенность. Посредством горячительных напитков и пищи каждая такая встреча как будто нашептывает: «Мы такие же, как вы. Нам понятны ваши проблемы, ваши потребности, мы чувствуем вашу боль и способны ее снять». Но как клиенты могут быть уверены, что я способна решить их проблемы, если не могу решить свои собственные?

Не успела я перейти дорогу, как звонит мой телефон. Лара.

– Привет!

– Мы могли бы встретиться за чашечкой кофе? Прямо сейчас? – В ее вопросе слышится слепая паника, которая грозит всколыхнуть неприятный осадок, уже давно лежащий тяжелым грузом где-то в глубинах моего желудка. Ларе не свойственна игра на публику. Не подвержена она и безу-держным полетам фантазии. Такие вещи отнимают слишком много энергии; она же, по ее собственному признанию, слишком ленива для этого.

– Что случилось?

– У меня только что был ланч с Аленом. Расскажу при личной встрече. Ты свободна?

Я смотрю на часы и мысленно просматриваю свой график на вторую половину дня.

– Да, сейчас вызову такси – и к тебе. Где обычно, через десять минут?

– Да. – Ответ слишком краток, что совершенно не в ее духе. А еще в нем рвется наружу ее родной акцент. Я тотчас ищу глазами такси.

Не успела я расположиться на кожаном сиденье, как дурное предчувствие становится осязаемым, принимая вид извивающихся змей, которым становится тесно в моем желудке. Покачиваясь, они тянутся вверх, обвивая мои легкие, проникают мне в горло, грозя задушить меня, лишить возможности произнести хотя бы слово. Дверь такси захлопывается, лязгают автоматические замки, машина рывком берет с места. Я испуганно дергаюсь, сердце бешено колотится в груди, адреналин изнутри покалывает кожу. Кстати, Северин сидит со мной рядом и смотрит на меня в своей обычной равнодушной манере. Я пытаюсь убедить себя в том, что ее присутствие – это знак солидарности. Я никогда не узнаю, так ли это, но, по крайней мере, ее близость дарит мне некую толику успокоения.

Водитель отказывается пересекать транспортный поток, поэтому я выпрыгиваю из такси на противоположной от кафе стороне и тотчас замечаю Лару. Она уже сидит за столиком у окна, а перед ней стоят две высокие кружки. Даже через стекло с названием заведения мне видно, что она чем-то расстроена, однако, заметив, что я перехожу дорогу, вымучивает нечто похожее на улыбку и машет мне рукой. Когда я вхожу, Лара встает, чтобы обнять меня, и я чувствую в ее теле скованность.

– В чем дело? – спрашиваю я, как только мы обе садимся. Она в новом платье, которого я еще на ней не видела, – облегающее, с рисунком, напоминающим метель в темноте. Я подозреваю, что этот ланч был обговорен с Моданом заранее и Лара специально нарядилась для него. В любом случае она, как всегда, хороша, хотя и кажется чуть старше. Нет, не лицо, оно то же самое, а нечто неуловимое – осанка, манеры, некое внутреннее «я».

– У меня был ланч с Аленом. Он хотел извиниться. Был обижен и потому наговорил резкостей. Он по-прежнему хочет… ну, ты понимаешь. – Наверное, да, я понимаю, или мне кажется, что я понимаю, исходя из того, что мне известно. И если мне что-то известно про Алена Модана, так это то, что он не собирается отпускать от себя Лару. – Но я говорю ему, что не раньше, чем завершится… это расследование. Вот и сегодня я сказала ему то же самое, на что он ответил, что ждать осталось недолго, так как все скоро закончится. Правда, при этом он был каким-то хмурым. Я спросила его, означает ли это, что он бросает расследование, но Алекс покачал головой и спросил, есть ли у тебя адвокат.

– Что? – Кафе, в котором мы сидим, как будто исчезает, и передо мной остается только прекрасное, искаженное тревогой лицо Лары.

Она кивает:

– Да. Он так и спросил, есть ли у тебя адвокат. Я ответила, что не знаю – не хотела ничего выдавать, – и тогда он сказал, что тебе непременно нужно найти себе адвоката.

– Господи! – Я смотрю на нее и не верю собственным ушам. Неужели это происходит со мной? – Но ведь…

– Погоди, я еще не закончила. На столе перед ним лежала папка, ну, такая желтая, картонная. На ней было ее имя – и твое. Я смогла рассмотреть. Ален постучал по ней пальцами, затем сказал, что ему нужно в уборную. Он ушел, а папка осталась. – Лара разводит руками: – Он как будто приглашал меня взглянуть, что там внутри.

– И ты взглянула? – Ну, пожалуйста, скажи, что да.

Лара снова кивает – да! Она делает это быстро-быстро. На лице ее написан стыд.

– Я знаю, что это некрасиво. Но у меня было такое чувство, что он оставил ее на столе нарочно. Я лишь быстро заглянула в нее. – Я киваю, мол, давай, говори дальше. – Там сверху лежал отчет. У меня не было времени прочесть его полностью, я только пробежала глазами. Но суть его в том… Кейт, это просто ужас какой-то… но он считает, что ее убила ты! – выпаливает она на одном дыхании, не в силах держать все это в себе. Ее акцент делается еще заметнее. – Мотив, возможность и все такое прочее. Он считает, что Себ вырубился в сарае вместе с Северин. Ты застукала их там и пришла в ярость. И двинула ее чем-то. Там якобы нашли старые садовые грабли со следами ее крови. Я впервые об этом узнала. А ты? Похоже, садовые грабли никто не моет. Как бы то ни было, теперь они проверяют их на следы других ДНК и отпечатки пальцев. В общем, ты огрела ее граблями, после чего бросила тело в колодец, поскольку знала, что его засыплют песком…

Она резко умолкает, и мы смотрим друг на друга. У меня отшибло способность соображать. Да что там! Я едва дышу. Садовые грабли. Постепенно кафе возвращается – мне слышны голоса посетителей, урчание кофейного автомата, хлопки входной двери. Садовые грабли, на которых спустя десять лет сохранилась кровь. Меня мутит, меня прошибает холодный пот. Рука, которая тянется за моей чашкой кофе, дрожит. А вот голова, похоже, возобновила работу.

– Ты считаешь, что он хотел, чтобы ты взглянула?

– Да, он постучал по ней пальцами. – Лара снова разводит руки; ее глаза словно молят меня о прощении. – Он постучал по ней пальцами, – повторяет она.

– Не бери в голову. Да, он оставил ее нарочно, чтобы ты посмотрела, – решительно говорю я. – Мы ведь с тобой говорим о Модане. Вряд ли он стал бы «случайно», – пальцами изображаю кавычки, – оставлять важные документы с той, что так или иначе причастна к этому расследованию. – Что влечет за собой новый вопрос – с какой целью он это сделал. Стоит мне занять голову работой, как мне тотчас делается легче. Только не думай о том, что тебя арестуют. Только не думай о том, что тебя арестуют.