– Он использует меня, – с внезапной яростью заявляет Лара. Накал эмоций столь велик, что ее бьет дрожь. – Он не имеет права это делать. Не имеет права ставить меня в такое положение.

– Знаю. Но вряд ли он поступил бы так, будь у него выбор. – Увы, многое зависит от того, так это или не так. Если Лара ему действительно небезразлична, он пошел бы на этот риск лишь затем, чтобы попытаться спасти ее подругу. Вывод: похоже, я действительно вляпалась в большие неприятности. Но если Лара – это лишь ничего не значащая интрижка, в таком случае он вполне может задействовать ее для того, чтобы выудить нужную ему информацию.

То есть я ставлю под сомнение то, что еще несколько мгновений назад казалось мне неопровержимой истиной. Разве не думала я всего пару секунд назад, что Модан никогда не откажется от Лары? Любит – не любит, любит – не любит… Я вновь исподтишка разглядываю сидящую напротив меня женщину, словно контуры носа, очертания губ, округлость щеки способны поведать мне правду о чувствах Модана. Садовые грабли. Интересно, как можно кого-то случайно убить садовыми граблями? Только не думай о том, что тебя арестуют.

– Либо он считает, что мне известно нечто большее, чем я сказала ему… – говорю я вслух. Но что, если то была вовсе не случайность? Я представляю, как воздух прорезает длинная деревянная рукоятка, чтобы опуститься прямо на висок Северин. Садовые грабли.

– Либо так, либо этак? – Лара задумчиво морщит нос.

– Ладно, проехали, – быстро говорю я.

Ларе явно даже не приходит в голову, что ею могут пользоваться отнюдь не в благих целях. Она ничуть не сомневается в чувствах к ней Модана. Это что-то значит? Интересно, а как к этому отнесется Том? Потому что я непременно ему расскажу. Пусть в его планы и не входит завязывать со мной отношения, но, по крайней мере, я могу доверять тому, кто когда-то меня любил. Он наверняка займет мою сторону. Поверит ли Том в чувства Модана к Ларе? До меня внезапно доходит: я ошибалась в том, что касается Лары. Ошибалась долгие годы.

– Лара, когда…

Внезапно что-то с громким стуком ударяется в окно рядом с нами. Мы обе вскакиваем. Стол качается. Кофе выплескивается из кружек. Я вновь ощущаю знакомое покалывание адреналина.

– О господи, что это было? – испуганно спрашивает Лара. Ее лицо бледно как полотно.

На оконном стекле ни трещинки. Я встаю и, прижавшись к нему лбом и вытянув шею, пытаюсь посмотреть на тротуар, хотя мне и мешает нарисованная на окне вывеска.

– Птица, – отвечаю я. – Голубь. – На тротуаре неподвижно лежит грязная серая тушка. – Врезался.

– О господи! – вновь шепчет Лара.

Я выпрямляю спину и обвожу глазами кофейню. Бариста продолжает обслуживать посетителей, разговоры за столиками, где сидят преимущественно парочки, идут своим чередом, одиночки пялятся в свои мобильники. Похоже, никто ничего не заметил. Я выглядываю в окно. Прохожие как ни в чем не бывало спешат мимо. В их толпе я замечаю Северин в черной тунике, из правого виска сочится кровь. Впрочем, это никак не мешает ей сохранять равновесие и даже самообладание.

– Какое-то наваждение. – Я беру салфетки и начинаю промакивать расплескавшийся кофе. – Наверное, в окне было какое-то отражение, и он подумал, будто летит к небу.

– Такое бывало у нас в Швеции, когда я училась в школе.

Я снова сажусь за стол и пью остывший кофе.

– Лара, а почему у вас с Томом потом ничего не было?

Она растерянно поднимает глаза от чашки:

– Ты имеешь в виду, после Франции?

– Да. – Внезапно мне становится жутко неловко. Как лучше, смотреть ей в глаза или нет? Заметно ли по мне, насколько для меня важен ответ на этот вопрос? – Мне всегда казалось, что он был только «за». А вот ты почему-то – нет.

– А! – Лара слегка краснеет. Это еще сильнее подчеркивает, какая она сегодня бледная. – Вообще-то скорее все было с точностью до наоборот: я была бы только «за» – в смысле, тогда, не сейчас. Но ему этого точно не хотелось.

– Понятно, – задумываюсь я. – Тогда почему я всегда считала наоборот?

– Не знаю. – Но Лара слишком честна, чтобы поставить на этом точку. – Возможно… ты так подумала из-за меня. Если честно, я чувствовала себя отвергнутой. Но после Франции мы с тобой виделись редко. Вы тогда расстались с Себом, затем у тебя умер отец, и ты какое-то время оставалась дома с матерью, а когда вернулась, то тебе было не до нас. Наверное, поэтому ты так и подумала; я же не стала тебя разубеждать, из гордости, как мне кажется. – Я вижу, что она стыдится говорить об этом, и представляю Лару, какой она была десять лет назад. Тогда ей и в голову не могло прий-ти, что кто-то откажется лечь с ней в постель. – Надеюсь, это никак не отразилось на ваших отношениях с Томом? – спрашивает она с искренней озабоченностью.

– Между нами нет и не было никаких отношений. – Точно так же, как их никогда не было между ним и Ларой. Я ошибалась все эти годы. Как, впрочем, ошибалась почти во всем. Интересно, ошибаюсь ли я по поводу чувств Модана к Ларе? Что, если меня разыгрывают? – Ты бы возражала, если б они были?

– Нет, – без особой уверенности отвечает она, будто проверяет на истинность собственный ответ. – Это немного странно, но… – С грустной улыбкой пожимает плечами: – Даже если б и возражала, разве я имею на это право?

Интересный ответ. По крайней мере, честный. Я вздыхаю.

– В любом случае какая разница, если мне, похоже, светит тюрьма. – Французская, если быть до конца точной. Я абстрактно размышляю о том, лучше это или хуже тюрьмы британской. Но тут до меня доходит, что вообще-то теперь это вовсе не абстрактные размышления.

– Кейт, это не смешно, – строго говорит Лара.

– А разве я смеюсь? – Внезапно меня вновь прошибает холодный пот. Нет, мне однозначно не до смеха. Прекрати, до тюрьмы еще как до небес, одергиваю я себя. Только не думай ни о каком аресте.

Я наклоняюсь к окну и вновь смотрю сквозь стекло на тротуар. Серой тушки больше не видно.

– Тебе нужно поговорить с Аленом. Ты должна пойти на сотрудничество, рассказать ему…

– Что? Что мне ему рассказать? Я не знаю ничего такого.

– Неправда. Знаешь. Ты можешь рассказать ему про Каро. Про наркотики.

Я поднимаю глаза. Лара как ни в чем не бывало смотрит на меня. Я гляжу на нее через стол, через разделяющий нас коридор воздуха, и мне кажется, что на самом деле мой взгляд устремлен в туннель, ведущий сквозь годы туда, где все это началось, – во Францию, к Северин. Какой же долгий путь проделали мы, прежде чем достигли этого момента – момента, когда вы готовы толкнуть под автобус свою подругу… Правда, Каро мне не подруга, но это уже второстепенные детали. Я судорожно подыскиваю нужный ответ и не нахожу.

– И что ты намерена делать? – спрашивает Лара.

Садовые грабли.