– И вы всегда это знали? – неуверенно спрашиваю я. – Лично я тогда даже не догадывалась. И как только я могла это не заметить? Нет, я знала, что ей не нравится, что у нас с Себом отношения, но мне казалось, что ей просто не нравлюсь я.

– Да, ты ей не нравилась, – говорит Том не без тени юмора.

Лара же одновременно спешит добавить:

– Ты ей и сейчас не нравишься.

Мои губы сами кривятся в улыбке.

– Послушайте, ребята, хватит ходить вокруг да около. – Том улыбается, Лара хихикает. – Я знала, что я ей не нравлюсь, но мне казалось, что не столько я сама, сколько то, что я олицетворяю – или, наоборот, не олицетворяю. Я ходила не в ту школу, я проводила лето не в пони-клубе, а зиму – не в Вербье. У меня не тот акцент.

– В Валь-д’Изер, – поправляет меня Том. Я закатываю глаза. Даже не верится, что мы обмениваемся шутками, как в старые добрые времена. Неужели такое возможно? – Но я согласен с тобой: Каро – жуткий сноб. И разумеется, ты ей не нравилась. И особенно после того, как ты стала встречаться с Себом.

– Но ты права. Сейчас это заметно даже сильнее, – замечает Лара.

Я жую пиццу и медленно перевариваю услышанное. Трюк заключается в том, чтобы переварить новую информацию, не замутив при этом старую. Боюсь, что у меня это плохо получается: слишком велик риск спроецировать то, что мне известно сейчас, на то, что я помню с того времени. Я помню Себа, помню смутное сомнение, которое я носила в себе, что Себ – тот самый Себ, что родился с серебряной ложкой во рту, Себ, окруженный золотистым сиянием, действительно был со мной. Какая-то часть меня ожидала, что все девушки будут зариться на него. И Себ… он тоже это ожидал, более того, воспринимал как свое законное право, и любое предположение с моей стороны, что он сам это поощряет, тотчас отметалось как «ревность». Я с самого начала решила, что не позволю ему поставить на мне это клеймо, даже если это и требовало от меня неимоверных усилий. Оглядываясь назад, я вынуждена признать, что просто на многое закрывала глаза. Стоит ли удивляться, что я предпочитала не замечать долгую, безответную любовь к нему Каро…

Я отправляю в рот последний кусок пиццы и первой нарушаю молчание:

– В любом случае мы отклонились от темы. Том, так что же все-таки, по-твоему, произошло? Тебе всегда было известно больше, чем нам с Ларой.

Он даже не пытается спорить со мной.

– Просто я пытался не втягивать вас в эту историю.

– Боюсь, теперь мы вляпались в нее по самые уши.

– Говори за себя. – Лара зевает. – Я здесь совершенно ни при чем.

Я легонько толкаю ее локтем в бок.

– Вот и вся твоя хваленая солидарность. Но, по крайней мере, я точно вляпалась по самые уши.

Том не спорит и с этим.

– Ты что-то видел, – подсказывает Лара.

Он кивает:

– Верно. Я… – Ему не дает договорить звонок. Том вопросительно наклоняет голову и поворачивается к двери. – Должно быть, ошиблись. Какой-нибудь пьяный или типа того.

Однако звонок звонит снова – три коротких сигнала и затем один долгий.

– Это надо же какой наглец! – Том пересекает кухню и выходит в коридор. Нам слышно, как он коротко отвечает в домофон: – Слушаю.

– Это я, – раздается из домофона знакомый голос, причем неожиданно громко. Лара смотрит на меня. В ее глазах застыла вина. Думаю, в моих тоже. Не поминай лихо… – Впусти меня. Я принес благую весть. Долго нес и принес. Или мне так кажется…

– Тогда поднимайся, – устало отвечает Том и снова появляется в дверях кухни. – Себ, – поясняет он, как будто мы еще не поняли.

Лара строит гримасу:

– Значит, точно пьяный наглец. Хотя кто я такая, чтобы говорить подобные вещи после выпитого мною вина. – Она соскальзывает с табурета и тянется за сумочкой и пальто. – Думаю, мне лучше вас покинуть.

– Я с тобой, – говорю я, однако остаюсь сидеть на табурете, обвив его одной ногой.

– Не уходи, – быстро говорит Том. – Я постараюсь поскорее от него избавиться.

Я вопросительно выгибаю бровь:

– Очаровательно. Интересно, что стало с кровью, которая, как известно, не водица?

– Правило неприменимо, когда кровь разбавлена алкоголем. Да и в любом случае ему наверняка нужно домой, к Алине.

Лара не настолько пьяна, чтобы пропустить наши реплики мимо ушей. Мне видно, как, надевая пальто, она стреляет глазами то в Тома, то в меня, хотя лицо ее при этом абсолютно ничего не выражает.

– Позвони мне завтра, – нейтральным тоном говорит подруга. – Расскажешь мне, чем закончилось это очередное расследование Нэнси Дрю[9].

И я остаюсь.

Себ пьян.

Не просто слегка навеселе или в легком подпитии, а по-настоящему пьян. Такой степени опьянения можно достичь, лишь приложив к этому усилия – причем делая это долго и упорно – или же если ваш организм не переносит алкоголь. Впрочем, я начинаю подозревать, что за последние десять лет Себ немало поднаторел в этом.

– Господи, – бормочет Том, когда Себ, шатаясь, вваливается в кухонную дверь, из которой только что выскользнула Лара, и, чтобы не упасть, хватается за дверной косяк. На нем темный костюм, из кармана брюк свисает конец галстука, белая рубашка в пятнах, но первым делом внимание приковывает его лицо. Глаза стеклянные, в красных, похожих на трещины прожилках. Лицо багровое, челюсть тяжелая, губы вялые. Даже загар бессилен скрасить нанесенный неумеренными возлияниями урон. – Посмотри на себя. Где ты был?

– В «Королевской голове», рядом с работой. Приняли на прощание. Там увольняют половину этажа, так что на прощание пьют уже несколько недель подряд. Потом один чертовски крутой бар в Найтсбридже. Потом… не помню… – Взгляд его устремлен куда-то в угол кухни, как будто Себ пытается что-то разглядеть в темноте, хотя в кухне светло. Он придерживается за дверной косяк, но его все равно шатает. – Так здесь и Кейт? Я только что столкнулся на лестнице с Ларой. – У него заплетается язык, отчего вместо имени Лара у него получается Лала или даже Вава.

– Привет, Себ, – говорю я и даже не пытаюсь слезть с табурета. Целоваться с ним у меня нет никакого желания.

– Входи, выпьешь воды, – говорит Том и уже начинает набирать в стакан воду. Затем смотрит на высокие табуреты. – Или нет, лучше давай перейдем на диван.

– Только не воды, – заявляет Себ и качает головой, однако разрешает Тому проводить себя через всю комнату в ту ее часть, которая считается гостиной. Я беру из рук Тома, который бормочет слова благодарности, стакан с водой и иду за ними следом. – Мне нужно что-то покрепче. Надо обмыть будущего ребенка. Алина беременна. Скоро я стану отцом. Черт! – Он как будто удивлен и отказывается понять, как такое может быть.