— Значит, тут два варианта. Либо немец приезжал, ноничего не сказал об этом Гракову, либо Дюнин видел немца за границей. Причем немельком, раз обратил на него внимание.

Они оба ненадолго задумались, после чего Лайма со вздохомзаметила:

— Еще у нас есть озеро метеоритного происхождения, гдепропадали водолазы и коровы…

— И Саша, которая ходила туда ночью и что-то собирала впакет.

— Колдун Кукуба, обещающий, что на Землю упадетогненный дождь…

— Заметь — именно в районе Богодуховки!

— Лаборатория по изучению снов, из-за которой в этойместности перемерло много народу. Правда, давно, но все-таки. Вытрезвитель,въехавший туда позже, и оставшиеся после него руины, где по ночам появляютсячерные люди.

— А еще Шашков, исчезнувший незадолго до убийстваЛейтера в районе Богодуховки, — вспомнил Корнеев. — Непонятно, имеетон к этому событию отношение или нет.

— Ничего не забыли? — Лайма постучала карандашомпо передним зубам. — У тебя есть подозреваемый?

— Ну откуда?

— Не знаю. Может быть, что-то на интуитивном уровне?Кто-то тебе особенно несимпатичен?

— Мне Остряков не нравится, — честно призналсяКорнеев.

— О, милый! Так это понятно, почему.

— Нет, он мне не нравится не потому, почему тыподумала. Он какой-то неискренний.

— Наверное, ему надоедает быть чертовски искренним наэкране, — предположила Лайма. — А мне подозрителен Дюнин.

— Думаешь, он мог убить жену?

— Я слышала, как он сказал Лене перед тем, какотпустить ее к бассейну: «Смотри не утони». Может, бросил фразу, а потомподумал — почему бы и нет? Такой удобный случай.

— И он мог сделать так, чтобы не включилсятелевизор, — азартно заметил Корнеев.

— Но убийце, наоборот, было выгодно, чтобы телевизорработал, тогда бы все остались в гостиной, а он бы смог незаметно прокрасться кбассейну…

— Тогда бы у всех было алиби, а он один оказался бы подподозрением.

— Тоже правильно.

Они некоторое время молчали, разглядывая записи, сделанныеЛаймой.

— У тебя есть какие-нибудь идеи? — наконецспросила она.

— Да. Думаю, нужно переходить к силовым методам веденияследствия. Давай вызовем Ивана и кого-нибудь допросим.

— Кого?!

— Ну, не знаю. Венера сообщила мне, что ей сказалакухарка, а кухарке, в свою очередь, местный тракторист, будто этой ночью наразвалинах партвытрезвителя, он же бывшая лаборатория Минобороны, сновапоявились черные люди.

— Предлагаешь поймать одного из них и подвергнутьпыткам?

— Если поймаем и хорошенько расспросим, уже будетпрогресс. Внесем какую-то ясность, — весело заметил Корнеев. — А тоэта чертовщина здорово на нервы действует.

— Стало быть, Иван будет ловить чертей, а ты емупомогать, — ехидно заметила Лайма. — У тебя прямо руки чешутся.

— А ты думала? Сидеть столько времени в подвале!

— Ой, то-то я смотрю, ты много чего там насидел, —буркнула Лайма. — Целую Венеру высидел.

Корнеев неожиданно покраснел и запальчиво возразил:

— Венера тут совершенно ни при чем!

— Очень на это надеюсь, — пробормотала егонапарница.

Чтобы не откладывать дела в долгий ящик, она сразу жепозвонила Медведю и сообщила, что он нужен им в Богодуховке для проведенияоперативных мероприятий. Иван так искренне обрадовался, что даже не сумел этогоскрыть.

— Я приеду, — быстро сказал он. — Уже еду. Япрямо сейчас…

Как-то так получилось, что все, кто присутствовал назлосчастной вечеринке, по очереди заходили к Гракову и оставались сидеть у негов гостиной. Степан сейчас выступал неким средоточием воли и здравого смысла. Онотлично понимал, что люди жмутся к нему в поисках моральной поддержки, и никогоне гнал. Женщины все еще были испуганы и переживали. Саша с мокрыми глазамивремя от времени вытирала нос платком, Венера сидела с видом ледяной статуи,одну только Лайму не пришлось успокаивать.

Если бы в гостиную зашел посторонний, ни о чем неподозревающий человек, он подумал бы, что всем собравшимся страшно скучно.Всем, кроме хозяина дома. Граков энергично расхаживал взад и вперед по комнате,окидывая каждого орлиным взглядом и пытаясь подбить на разговор. Это у негоплохо получалось.

Бабушкин громко сопел и только отвечал на вопросы, если кнему обращались. Остряков был тише воды, ниже травы и казался тусклым икаким-то неживым.

Чуприянов, наоборот, казался взвинченным и постоянно что-тоделал руками — вращал пуговицы на рубашке, скреб ногтем обивку стула,приглаживал волосы, стряхивал пылинки со штанов. В какой-то момент, не найдядругого занятия, он взял с журнального столика тот самый каталог магазинаэлектронных товаров, который Лайма листала в прошлый раз, и принялся бубнитькакую-то ерунду о достоинствах плееров.

— Как далеко вперед шагнула техника, — сказал он,бросив взгляд в сторону Лаймы. — Сейчас даже мебель выпускают говорящую. —Он явно намекал на кровать «с храпом». — В жизни не отличишь голосэлектронного мужчины от голоса настоящего!

Лайма почувствовала, как у нее загорелись щеки. Наверняка наних появились два макового цвета пятна. Одна радость — Анисимов больше несмотрел на нее с осуждением и неприятием. Он тоже был здесь — сидел отдельно, вкожаном кресле, и вертел в руках пепельницу. Похоже, ему хотелось курить, но онничего не говорил, вероятно, потому, что «здесь были дамы». В нем вообще,несмотря на послужной список и вполне современный вид, было что-то слегкастаромодное — наверное, за его спиной незримыми тенями стояли какие-нибудьбабки да прабабки голубых кровей.

— Эти штуки, конечно, дорого стоят, — продолжалбубнить Чуприянов, перелистывая страницы, хотя его восторгов никто неподдержал. — Иногда просто целое состояние. Но ради того, чтобы житьхорощо, с удовольствием, можно и раскошелиться. Верно, Лайма?

— Ну да, да, конечно, — пробормотала она.

— А что, Николай вернется? — неожиданно спросилБабушкин.

Все слегка оживились, потому что это была та тема, которуювроде бы хотелось обсуждать, но было как-то неловко.

— Нет, наверное, — неожиданно ответила Венера.Стало ясно, что она не ушла в себя, а все же следит за разговором.

— Продаст дом к чертям и уедет, — поддержал еесупруг. — Не станет он тут задерживаться.

— Да кто ж его теперь купит, этот дом? —пробормотала Саша. Ее носовой платок намок и превратился в большой мятый комок.