«Старухи-процентщицы вроде не записывались», – лихорадочно вспоминала Мила, семеня на шпильках за боссом к телефону.

– Доброе утро, я вас слушаю! – приветствовал он звонившего.

Мила подошла к окну и принялась поливать цветы, прислушиваясь к разговору. Все-таки не каждый день боссу звонят следователи.

– Хорошо, допустим, я не против. Но вам не кажется, что кабинет райотдела полиции – не лучшее место для того, чтобы по душам побеседовать со свидетелем? – немного ехидно спросил босс. – Давайте поступим таким образом. Пусть девушка придет на прием в мой офис. Нет, ваше присутствие не требуется. Да, категорически. Нет, без вариантов. Послушайте, милейший, я же не прошу пустить меня на ваши допросы, хотя мне тоже, может быть, интересно. Я не имею права разглашать третьим лицам то, что говорят на приеме мои клиенты. Девушка сама поговорит с вами, если сочтет нужным. Разумеется, я постараюсь приложить усилия. Как на радио? Хорошо, все будет как на радио. Сейчас я передам трубку своему секретарю, продиктуйте ей имя и номер телефона девушки. Я лично позвоню ей и приглашу на прием, сославшись на то, что помогаю следствию. Да, в ближайшее время.

Мила так заслушалась, что уже две минуты поливала кактус, вода тонкой струйкой стекала с подоконника.

– Людмила, растение скоро всплывет. Этот житель пустынь за всю свою долгую жизнь в моем офисе не получал столько воды, – услышала она за спиной. – Возьмите трубку и запишите информацию.

Поспешно отставив лейку, Мила с готовностью записала имя девушки, телефон и еще раз заверила настырного майора, что позвонит сегодня же. Нет, сейчас же.

– Ну и настойчивый тип, – заметил ее босс. – Но дело свое, похоже, знает. Профессионал.

– Но ведь у вас и так все забито, ни одного свободного часа! – Мила на всякий случай распахнула тетрадь и сокрушенно всплеснула руками.

Хотя можно было и не открывать: и она, и босс прекрасно знали, что плотный график предусматривает только время на обед и на небольшие перерывы между визитами. Ясно, что отведенного на обед часа вряд ли хватит для разговора с девушкой, сумевшей поставить в тупик следователя.

– Значит, пригласите ее после последней консультации. Я останусь. Надо помочь майору этому, люблю профессионалов. К тому же, похоже, там действительно интересный случай.

* * *

Нина брела вдоль темно-серых каменных стен: где-то здесь должна была быть арка, в которую надо свернуть. Она уже не первый год жила в Москве, а все никак не могла привыкнуть к центру города: дома, как в пятнашках, запутаны-перепутаны. Может, она уже прошла эту арку или вовсе свернула не туда?

Все в этом городе было чужим, непонятным, высокомерным. Раньше ей казалось, что город просто смеется над ней, теперь она чувствовала его враждебность, словно кто-то стоял за спиной с занесенным ножом.

Нет! Не думать об этом… Все неправда, морок, туман. Ей только кажется, она придумала, ошиблась, напутала. Это все таблетки, которые давал ей Дато: от них тело становилось невесомым, хотелось петь и танцевать, казалось, что можешь взлететь и порхать как бабочка, время теряло свою власть и становилось бесконечным, потом перед глазами вставали фантастические картины. Все ей привиделось.

Может быть, Этери поссорилась с Дато, и он куда-то уехал, или Дато поссорился с Этери и уехала она. А ее они не предупредили, потому что она спала – это же так понятно. Она и раньше оставалась одна в их квартире: там было уютнее, чем у вечно недовольной тетки… Ну а потом пришла полиция, мало ли есть поводов, чтобы устроить обыск. Дато явно чем-то промышлял, ведь платил за таблетки всегда он. Теперь ее допрашивают об отношениях Этери и Дато, а она боится сказать лишнее, чтобы не сделать плохо Этери, проболтаться о таблетках, чтобы ее не убил Дато, а он может. Он точно может… И, возможно, он уже хотел это сделать. Нет! Все она опять путает. Привиделось.

Когда страшно и одиноко, надо думать о чем-то светлом и добром. Это в Москве она Нина, а дома, в Тбилиси – Нино. Тут же вспомнился родной Ваке – живописный район города, где она знала каждую тропинку и могла зайти практически в любую дверь: везде жили родственники, или друзья родителей, или родители ее друзей. На столе в каждом доме стояли огромные вазы с фруктами. В Москве такие разве что на витринах встретишь. На Новый год они всей семьей ходили от одного застолья к другому, и везде угощали самым вкусным. Когда родители приводили их с Этери под утро домой, они снимали только обувь и верхнюю одежду, ложились спать со счастливыми улыбками.

А сны! Что за сны ей снились в детстве! Какая там Алиса в Стране Чудес: заливные луга, пение птиц, теплые руки бабушки, которая по очереди заплетала им косы. Как пел их дядя Нэш и его сестра! Эти звуки грузинского песнопения! От них замирала душа и внутри становилось так хорошо, что казалось, сейчас взлетишь и будешь кружить под музыку, не касаясь земли. И совсем не так, как после таблеток Дато, а с чистой, светлой, незамутненной душой и незалапанным телом. Вот, опять она за свое!

Бедная Этери, как хорошо, что она уехала и ничего не узнает…

Вот, кажется, и арка. Она никогда не пошла бы так поздно вечером одна по незнакомому адресу, если бы ее не предупредил майор Фадеев – этот следователь, который так на нее пялился. Ей было плохо после таблеток, но чутье не обмануло: он не желал ей зла.

Потом позвонил Михаил Лабковский, и это не было сном. Она слышала его выступления на радио и видела книгу с фотографией на обложке в витрине большого книжного магазина. Он даже чем-то напомнил ей отца – такой же респектабельный, основательный. Ах, если бы был жив отец, ничего этого не случилось бы!

Она нажала на звонок у темной, как будто лаковой таблички, на которой золотыми буквами было написано: «Доктор Лабковский». Дверь тут же открылась. На пороге стоял тот самый человек с обложки. Что же такого натворил Дато, что уважаемые люди оказывают ей так много внимания?

– Меня зовут Михаил Александрович, – он протянул ей руку. – Добрый вечер, Нина, проходите.

Она попробовала улыбнуться ему в ответ, когда он сердечно предложил ей сесть на удобный диван, обитый теплой шерстяной тканью.

– Хотите чаю или кофе?

– Нет, – она мотнула головой.

– Тогда пойдемте в кабинет. Вы можете не беспокоиться. Все, что будет сказано в этих стенах, не выйдет за их пределы. Это закон. Следователю вы сами