Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В соседнем доме находился магазин «Армения». Она решила зайти туда в поисках прохлады. И правда, внутри благодаря кондиционерам воздух был таким освежающим, будто волшебный ковер-самолет перенес тебя из пыльного центра Москвы на берег озера Севан.
Анна Ионовна достала из сумочки две таблетки валидола, положила под язык. Управляющий магазином с внушительным носом и вьющимися до плеч волосами принес ей воды в пластиковом стаканчике.
– Вы себя хорошо чувствуете? Вот, попейте. Такая жара. Врача вам вызвать не надо? – Он внимательно вглядывался в ее лицо.
Анна Ионовна хотела обидеться, ведь она, как всегда, тщательно собиралась перед выходом: идеально заколотые в пучок волосы, слегка подкрашенные губы. Но сил не было.
– Спасибо, голубчик, дойду, мне вот в «Елисеевский» надо за хлебом. Близко совсем.
– Нэт, – с неожиданным ярко выраженным акцентом сказал он, – подождите, моя дорогая, я мигом!
Вернулся через мгновение, неся в руке фирменный пакет «Армения».
– Вот! Здэсь лаваш наш самый вкусный и лепешка, только что привезли. Еще теплый лепешка.
Анна Ионовна ласково потрепала его по руке.
– Вот повезло вашей маме – такого сына вырастила. Сколько он стоит?
Управляющий замахал руками:
– Это – подарок! От всей нашей семьи!
Анна Ионовна подумала, что негоже ей принимать подарки, и полезла за кошельком. Открыла сумочку и с ужасом обнаружила, что его там нет. Она на всякий случай пошарила рукой во всех отделениях, но это было бессмысленно – большой кошелек не мог затеряться, а в нем и пенсионное, и пропуск в поликлинику с полисом страхования, купленным Катей, и денег тысячи три.
Она была в отчаянии и ругала себя последними словами. Управляющий уже разговаривал с новым покупателем и не заметил, как пожилая дама покинула магазин.
Забыв про жару, она пошла прямо по Тверской в сторону дома. Наконец-то ее переулок. Повернула направо перед домом девять.
– Не вы кошелек потеряли? – услышала оклик.
Она обернулась и изумленно посмотрела на женщину с рыжими волосами, протягивающую ей кошелек.
– Мой, а я уж думала, что потеряла.
– А ты и потеряла! – неожиданно дерзко заявила женщина. – Ну что, ты меня действительно не узнала или делаешь вид?
От резкого тона, которым был задан вопрос, и от вызывающего обращения Анна Ионовна внутренне сжалась. Ей показалось, что она получила пощечину.
Женщина была примерно Надиного возраста или чуть постарше. Она смотрела в упор, глаза полны ненависти и презрения одновременно.
– Мариночка… Ой, нет, Жанна, – еле шевеля языком, произнесла Анна Ионовна и, сама себе не веря, переспросила: – Жанна?
– Она самая! Не ждали? Хорошо вы тут устроились. По Тверской гуляете-с, как москвичи коренные, а мы, думаете, как жили в дерьме, так в дерьме и помрем!
– Да что ты, Жанночка, девочка… Откуда… Откуда ты?
– А вот по вашим стопам покорять столицу приехала. Да времечко нынче не то. На халяву, видите ли, никто жилье не раздает. Крутиться приходится. Впрочем, мы привычные. Все сами себе добываем, не то что Катька ваша через передок!
– Да о чем это ты? – охнула Анна Ионовна.
– Рассказывала мне дочура, когда еще общались они, как капиталы-то она свои первые заработала: сначала, шкура продажная, америкоса охмурила, потом под олигарха легла. Тьфу! – Жанна смачно сплюнула. – А все приличных из себя строят! Ясно мне стало, отчего внучка-то ваша – оторви да брось. По стопам мамани пошла, яблоко от яблони…
– Жанна, не смей оскорблять мою внучку и правнучку! – Анна Ионовна собрала все силы и старалась, чтобы голос звучал как можно тверже, хотя удавалось с трудом. – Ведь ты их совсем не знаешь! Сами перестали с нами общаться. Катя вон без отца выросла, Соня – без деда. Да ты Соню нашу и не видела ни разу, только на фото, которые я сестре отправляла!
Жанна изогнула губы в язвительной улыбке:
– Не видела, как же…
Анна Ионовна гневно повела рукой, как, бывало, останавливала студентов в училище. Повысила голос, сама не понимая, откуда и силы взялись.
– Не перебивай меня! Знаю, все знаю, что нет вины Маринки в случившемся, когда Надежда моя по гордыни своей и упрямству семью разрушила, а уж что потом Суворов ей приглянулся, так это их дело. Но ты-то взрослая женщина, а тоже не захотела выслушать, понять, а ведь я к тебе и Мариночке со всей душой… Что на улице стоять, в ногах правды нет, пойдем ко мне, чаю попьем, ведь не чужая ты мне кровь, племянница!
– Не буду я с вами чаи распивать! Тоже мне, родственники! Как ты могла за счет родной сестры в Москву вырваться?
– Это наши с Леной родители так решили… Время послевоенное. Леночка тогда от болезни едва оправилась. Ты же все это знаешь!
– Давайте-давайте! Оправдывайся теперь, – каркающий голос доходил до Анны Ионовны словно волнами, а те, в свою очередь, били по лицу наотмашь. Жанна обращалась к ней то на «вы», то на «ты», и это тоже придавало оттенок нереальности всему происходящему.
– Мне не в чем перед тобой оправдываться, Жанна.
– Но ничего, все возвращается, хоть через поколение, вот и вам вернулось! – выплевывала в лицо свои слова Жанна, не слушая возражения.
– Катя? Надя? – растерянно спросила Анна Ионовна. Ей не верилось, что она слышит все эти слова и сама встреча происходит наяву. О Жанне она не слышала уже лет десять, с тех пор как в Пензе умерла родная сестра. Но Анна Ионовна уже не сомневалась в том, что перед ней стоит настоящая племянница, а не сумасшедшая самозванка.
– Сонечка! – победоносно провозгласила Жанна с видом человека, вонзающего нож в сердце врагу. – Шалава и наркоманка. Думаете, она у вас учится, да? Сессии там сдает, да? На-ка, погляди, как время она проводит.
Она порылась в сумке, поспешно вытащила мобильный телефон с большим экраном и принялась неловко тыкать в него пальцем.
– Черт, вот черт. Погоди-ка, сейчас, – бормотала она. – Да куда же они запропастились? Та-а-ак, вот она – га-ле-рея! Вот в той галерее подарок у меня вам приготовлен. Картина маслом, так сказать! Узнаете, бабуля, правнучку вашу? Голубая кровь, нечего сказать…
Анна Ионовна потянулась дрожащими руками за телефоном, но Жанна резко отвела руку в сторону.
– Ну уж нет! Уронишь еще. И так видно! А нет, так увеличить могу.
На мерцающем экране телефона худенькая бледная темноволосая девушка стояла на крыльце какого-то дома. Стояла – громко сказано. Скорее, в изнеможении висела на руке у рослого темноволосого красавца.
Разум Анны Ионовны отказывался верить, что на снимках