– Я? – растерянно повторила Нина. – Не знаю… Наверное, я опять заснула… Ведь это же все неправда?

В ее полных слез глазах и молитвенно сцепленных руках было столько отчаяния и желания поверить в придуманную спасительную ложь, что Михаил на секунду растерялся.

Ему захотелось погладить ее по голове, как маленькую девочку, которой, по сути, и была эта взрослая женщина, утешить ее, согласиться: неправда, конечно, неправда, вытри слезы, не плачь. Но от принятия правды зависела жизнь ее сестры, да и собственное психическое здоровье Нины. Ведь он как никто другой знал, что на самом деле ее память не стерла правду, которая оказалась столь ужасной, что на помощь пришло подсознание, окутавшее разум Нины спасительными химерами. Но до конца усыпить память еще никому не удавалось. Нине придется признаться себе в очевидном, чтобы не сойти с ума.

– Вот вам моя визитка с прямым номером телефона, Нина, – он протянул ей плотную картонную карточку. – Сегодня мы поработали достаточно, вы устали. Звоните мне, я найду время для сеансов с вами. Мы докопаемся до правды, и вам станет легче.

– Но… – Нина замялась, – у меня нет денег.

– Не думайте об оплате. Я редко так говорю, но в каждом правиле есть свои исключения.

Глава 12. Московская жара

Анна Ионовна каждый день находила предлог, чтобы выйти на улицу, и отказывалась от услуг помощницы по хозяйству, которую Катя предлагала для нее нанять.

«Движение – жизнь», – любила повторять она и сделала посещение Елисеевского магазина традицией, которую не нарушило даже аномально жаркое лето. Покупала свежий белый хлеб и возвращалась домой, иногда попутно заходила в другие магазины или просто любовалась витринами.

С возрастом она снова стала удивляться и радоваться самым простым вещам, как в далеком детстве. Но в отличие от многих сверстниц сохранила критичность ума и, бывало, подсмеивалась сама над собой, поймав себя за разглядыванием какого-нибудь диковинного сувенира или изящного сервиза в витрине.

«Что ты, Аня, опять рот раскрыла, – укоряла она себя мысленно. – Твоей пенсии хватит только на коробку от этой финтифлюшки». Конечно, она немного лукавила, потому что знала, что любую действительно нужную или просто запавшую ей в сердце вещицу Катя с радостью купит. Ей было тепло на душе от осознания этого, но все равно приятно играть в маленькую девочку, которая увидела в витрине куклу и страстно мечтает о ней.

А вот хлеб на столе не был чудачеством. По привычке военного времени она никак не могла отучить себя обедать без хлеба. Суровая дочь все время укоряла ее:

– Ешь вредные углеводы, не следишь за здоровьем. У тебя и так холестерин скачет.

– Надюша, так если бы он не скакал и у меня бы не было ни одной болячки, я бы тогда уже под соснами рядом с твоей бабушкой отдыхала. А так, раз что-то болит, значит – жива.

Этим утром она снова пошла через арки и только ей знакомые лазейки, чтобы меньше идти по шумной Тверской, на которой не осталось ни одного деревца, отчего жара ощущалась еще сильнее.

Несмотря на солидный возраст, походку сохранила легкую, уверенную, без шарканья, спину держала прямо. Однажды, когда возвращалась своим путем из магазина, с ней даже попытался познакомиться мужчина средних лет, увидавший стройную фигурку в плащике со спины.

– Девушка, не страшно одной по дворам ходить? – обратился он к ней. – Хотите, провожу!

Анна Ионовна обернулась и звонко рассмеялась.

– Дорогой мой, вы еще не родились, когда я уже тут ходила.

Оторопевший кавалер на миг застыл с открытым ртом, а потом рассыпался в извинениях и комплиментах.

– Может, правда помочь вам сумку до дома донести?

– Спасибо, – парировала она. – Меня даже через дорогу переводить не надо.

Врачи тоже присвистывали от удивления, когда узнавали, сколько ей лет.

– Представляешь, Катюша, – делилась она с внучкой, – один интерн в клинике даже спросил меня: «Анна Ионовна, можно я по вам диссертацию писать буду о правильном образе жизни и его влиянии на долголетие?»

– И что, ты согласилась? – улыбнулась Катя.

– Он не согласился! Я сказала ему, что из всех капель всегда предпочитала накапать себе стопочку коньяка перед обедом.

Настал Катин черед расхохотаться.

– Это же я тебе эту шутку из Интернета показывала! Помнишь? «Сколько вам, если не секрет? Какой секрет: двести грамм и лимончик!»

Анна Ионовна пожала плечами:

– А мне казалось, я всегда эту шутку знала. Но не важно, не люблю мужчин, не понимающих юмора.

Сегодняшний поход в магазин вряд ли можно было назвать приятной прогулкой. Впрочем, как и все предыдущие в этом знойном июле. Она специально вышла в десять часов утра, но солнце, даже не достигнув зенита, палило так, что духота на улице стояла как в сауне. Самым неприятным был отрезок, который все же приходилось пройти по Тверскому до подземного перехода. Вот где царило настоящее пекло.

«Хорошо, хоть шляпку от солнца надела, – подумала Анна Ионовна и покосилась на рыжеволосую женщину, которая обогнала ее и пошла чуть впереди. – Наверное, я перегрелась, но что-то мне кажется знакомым в этой даме. Откуда я могу ее знать?»

В толпе она потеряла рыжую из вида, но вдруг, проходя мимо остановки, получила бесцеремонный и весьма ощутимый толчок в бок. Анна Ионовна охнула от неожиданности и обиды, но искать виновника было бессмысленно, толпа хлынула в раскрытые двери подъехавшего автобуса.

В следующую секунду ее повело, она страшно испугалась, что упадет и непременно сломает шейку бедра, как многие подруги не то что ее возраста, но и моложе.

Словно эквилибристка, пожилая женщина, отбросив сумочку, мягко приземлилась на одно колено и уперлась обеими ладонями в землю.

Ушиб оказался несильным. Молодая девушка с коляской помогла ей встать и подала сумочку. Анна Ионовна поблагодарила девушку и тут же проверила содержимое: «Ох, какая радость, телефон на месте. И ключи. Пудреница вот разбилась».

Зеркало в любимой маленькой пудренице из черепаховой кости раскололось надвое. Пудра в ней давно закончилась, но по привычке она носила ее с собой ради зеркальца, чтобы всегда была возможность подкрасить губы.

Анна Ионовна вздохнула, но утешила себя тем, что потеря любимой вещи – не такая уж большая жертва по сравнению с тем, что могло бы быть при неожиданном падении: «Слава богу, руки-ноги целы, всякое бывает».

Зашла в арку, ведущую в Большой Гнездниковский, с мыслью: «А вдруг Катюшка дома. Может, зайти? Да нет, не буду отвлекать. Даже если и дома, у нее всегда много работы». Постояла в тенечке, чтобы отдышаться и прийти в себя.