Я же решил не приглашать своих родителей, после того как каждый из них отреагировал на новость.

– Но Люси – такая милая девушка!.. – Отец пытался уяснить цепь событий и решил, что даже такому старому повесе, как он, мой поступок кажется неподобающим.

– Ты же не имеешь в виду Шарлотту Росса? – спросила мама.

Я позвонил Маркусу, который к тому времени уже работал на большую юридическую фирму в Сити, и попросил его быть моим шафером на свадьбе.

– Почту за честь, – сказал он. – Давай проверим дату. Событие будет в этом году?

– В среду на следующей неделе, – сообщил я. – Свадьба экспромтом.

– Ого. Ну, тогда пойду готовить торжественную речь.

– Не трудись. Мы только зарегистрируем брак и потом пообедаем в «Piattini». Тем же вечером мы вылетаем в Нью-Йорк.

– Молодцы! – обрадовался он. – Те свадьбы, на которых я в последнее время бывал, стоили как целый дом! Насколько я понимаю, дресс-кода нет?

– Дресс-кода нет.

Я купил в «Marks&Spenser» черный костюм, единственный, который подошел мне по росту и размеру. Шарлотта приобрела себе кремовый смокинг и новое маленькое черное платье, поскольку она слегка поправилась в талии. Ее наряд висел на карнизе французского окна.

– Разве это не плохая примета – жениху видеть наряд невесты до свадьбы? – спросил я, когда мы легли спать в ночь перед свадьбой.

– Слушай, терпеть не могу все эти условности. Когда взрослые женщины наряжаются словно девственницы, которых папа ведет к алтарю. Господи, на дворе двадцать первый век!

Я вспомнил о месяцах подготовки свадьбы Пиппы и о том, что мне с Люси предстояло бы пройти через то же самое, и подумал, что наш вариант – гораздо более взрослый.

На следующее утро я лежал на кровати и смотрел, как Шарлотта надевает новое черное белье и чулки, размышляя, смогу ли я когда-нибудь равнодушно смотреть, как одежда скользит по ее телу, закрывая его от глаз. Это был словно стриптиз наоборот, но не менее возбуждающий.

Мы взяли свои маленькие чемоданчики, с которыми пускают на борт, и сели в такси. Для медового месяца мы выбрали Нью-Йорк, потому что оба в нем не были и потому что он отлично подходил для нашего сексуального уик-энда. На более длительный отпуск я не мог рассчитывать – мой год специализации в клинике только начался.

Маркус ждал нас на крыльце загса, когда подъехало такси. Я видел, как он смотрел на Шарлотту, выходившую из машины. О да, я знал, какой эффект она производит на мужчин – на нее было невозможно не смотреть. Потом он увидел, как из такси вышел я и расплатился.

– Маркус, знакомься, это Шарлотта, – представил я их.

– Приятно познакомиться. – Он пожал ей руку и улыбнулся уверенно и учтиво; я и не знал, что он так умеет. Затем он повернулся ко мне и не мог скрыть мальчишеского восторга, на лице его словно было написано: «Ну ты даешь, как тебе удалось такую подцепить!» Я почувствовал себя победителем гонки, в которую даже не вступал.

Мать Шарлотты подарила ей маленький букетик бледных роз, перевязанных лентой, который контрастировал с безвкусным обилием искусственных цветов на столе регистрации. Когда мы вышли из загса на улицу, нас осыпали рисом, который тоже привезла мать Шарлотты. Он цеплялся за волосы и одежду, попадал в рот, когда мы смеялись. И потом мы вчетвером поймали такси до «Piattini».

Я обслужил здесь сотни ужинов, много раз ел на кухне с персоналом, но ни разу не сидел в зале как гость. Стефания приготовила нам свадебный завтрак – сливочное ризотто с шафраном, украшенное тоненьким листом золота, затем нарезанный ломтями роскошный стейк с зеленым салатом и соусом «Бальзамико», а на десерт – шоколадно-ореховый семифредо с тонкими листиками карамели, которые таяли, едва успев хрустнуть во рту. Когда она вышла из кухни, чтобы поздравить нас, мы встретили ее аплодисментами.

Я заметил, что она внимательно оглядела Шарлотту, когда я ей представил новобрачную. Они расцеловались в обе щеки, как это принято у европейцев. Стефания и Сальваторе не были мне как родители, но я несколько лет был частью их семейного бизнеса, так что отношения между нами были гораздо более доверительные, чем между шефом и подчиненным. Под легким эффектом кьянти я заметил, что Стефанию удивила утонченность и искушенность моей жены. Когда я увидел этот взгляд на лице Маркуса, я почувствовал гордость, но такая реакция со стороны Стефании меня смущала.

На подаренные отцом деньги Шарлотта купила нам билеты в бизнес-класс, так что у меня было достаточно места, чтобы вытянуть ноги. Я и так выпил больше нее – из-за беременности она ограничивала себя в алкоголе, а тут нам еще без конца предлагали шампанское.

– Я могу к этому привыкнуть, – сказал я сонно, когда в салоне приглушили освещение и стюардесса принесла нам подушки в свежих хлопковых наволочках.

– Я тоже, – ответила Шарлотта, нащупав мою руку в темноте.

Я имел в виду роскошь. Она имела в виду нас.

Мы держали друг друга за руки, и этот жест казался интимнее, чем все то, что мы делали с ней раньше.

– Пошли, – шепнула она мне в ухо.

Я пошел за ней в туалетную кабинку, и мы консуммировали наш брак на высоте десять тысяч метров, и рис сыпался из складок нашей одежды.

2003 г.

ТЕСС

Кажется, это называется «клуб Десятитысячников». Я уверена, что в кабинке туалета люди занимались сексом, хотя вряд ли они были на седьмом небе, учитывая, что к ним в дверь довольно долго ломилась с криками Хоуп. Я подумала, что в туалете бизнес-класса будет больше места – не могла же я отпустить Хоуп туда одну: вдруг запрется там и не сумеет открыть дверь, но ждать нам было некогда, и мы пошли через весь салон экономкласса в туалет в хвосте самолета. Свет везде был приглушен, люди спали, а Хоуп в полный голос объявила:

– У меня трусы мокрые!

– Почему ты не сходила в туалет в аэропорту, когда я тебя спрашивала?

– Я не хотела.

У Хоуп давно уже не случалось «инцидентов», и я не упаковала в ручную кладь смену белья, а попросить стюардессу дать полотенце, чтобы постелить на сиденье, у меня не хватало смелости. Но когда мы зашли в кабинку, все стало еще хуже – Хоуп сняла трусики и увидела кровь.

Ни в одном пособии для родителей не рассказано, как объяснить слегка больному аутизмом ребенку, в условиях туалета в самолете, что у нее начались месячные. Хоуп было всего одиннадцать лет, и я не ожидала, что у нее могут начаться месячные, хотя и слышала, что у полненьких девушек созревание наступает еще в начальной школе. Этот вопрос сложно обсуждать даже в самых удобных обстоятельствах, особенно человеку, который все понимает буквально. Могу только сказать, что в нашей ситуации была одна положительная сторона – к тому моменту, когда мы выбрались из кабинки, плотно упаковав внутрь трусов Хоуп слои туалетной бумаги, она уже выдохлась от долгого крика и мирно проспала весь остаток пути.