Я улыбаюсь и забираю у него цветок.

Швейцар узнает Тристана и проводит нас в начало очереди: для нас зарезервированы места. Чувствую себя очень важной. Тристан так ничего и не сказал мне про фильм. Я не была готова к тому, что актёры говорят на иностранном… я сразу вспоминаю, как у меня всё плохо с французским.

История начинается с грузовика доставки, который едет в булочную: он наезжает на кочку, и на дорогу выпадает багет. Водитель этого не замечает. Весь фильм – приключения потерянного багета на улицах Парижа. Пока остальные багеты лежат на деревянных полках и в чьих-то тёплых домах, одинокий багет переезжают, поднимают, роняют… Его клюют птицы, его пинают, заворачивают в шарф, привязывают к лаймово-зелёной веспе и таскают по городу… Пока каким-то чудом он не оказывается на ступенях булочной. Но прямо перед тем, как на крыльцо выходит пекарь, начинается дождь, и от багета остаются только мокрые крошки, которые уплывают вниз по улице и в канализацию.

Экран темнеет, и Тристан передает мне платок – утереть слёзы.

– Поверить не могу, что я рыдаю!

Как бы это глупо ни звучало, я вижу себя в том багете, который только хотел вернуться домой в целости и сохранности. Я поэтому так вцепилась в Сэма? Я хочу, чтобы всё стало, как прежде.

Я оглядываюсь: плачу не я одна. Поворачиваюсь к Тристану и шепчу:

– Почему ты решил показать мне именно этот фильм?

– Прочёл о нём в Сети и подумал о тебе. Понравилось?

– Ну да, конечно. Но он такой… печальный.

– Именно. Я знал, что ты расстроишься. Ты ведь этого от фильмов и хочешь.

– Когда это я такое говорила?

– В первую неделю нашего знакомства. Я спросил, какие ты любишь фильмы, и ты ответила – те, которые заставляют плакать. Ты ещё сказала, что хотела бы заплакать из-за того, из-за чего никогда не плакала. Не помнишь?

Вообще, похоже на меня.

– Я много об этом думал, – признаётся Тристан. – С чего вдруг кто-то хочет намеренно испытать такие эмоции? А потом я, кажется, понял. Ты хотела почувствовать что-нибудь важное. Что-то сильное. Ты хотела, чтобы это отозвалось в сердце и где-то… в желудке, не знаю. Хотела, чтобы тебя по-настоящему тронуло. Это как… когда ты готов на всё ради кого-то. Это похоже на влюблённость. И ты хотела, чтобы эти чувства были настоящими. Но ни на что не похожими. Волнующими.

Тристан смотрит на погасший экран и продолжает:

– И фильм именно это и делает… в каком-то смысле. Ты плачешь, но плачешь из-за хлеба. Такого ты точно ещё никогда не чувствовала. Это ни на что не похоже. И ты чувствуешь себя… живой.

К нашему ряду подходит швейцар, чтобы убраться перед следующим сеансом. Тристан снова проверят время.

– Нам пора. Я ещё кое-что хочу тебе показать.

Мы успеваем посмотреть ещё два коротких фильма до начала афтерпати. Один из них – романтическая комедия, а другой – экшен. Где-то в десять мы вместе с толпой направляемся к центральной палатке, где выступает какая-то группа. Тристан повязывает мне на руку специальный браслет, и мы проходим внутрь.

Человек сто общаются, расхаживают между фонтаном с шампанским и серебряными подносами с закусками. Мистер Ли тоже здесь – видимо, нашёл способ пробраться внутрь. В руках у него тарелка с уткой и стакан шампанского. Он улыбается, а я ему подмигиваю.

В толпе мне не очень уютно, но Тристан не отходит от меня ни на секунду. Я иду по палатке, сжимая в руках розу, и знакомлюсь с другими режиссёрами, сценаристами и студентами из Вашингтона.

– Кое-кто хочет с тобой познакомиться. – Тристан отводит меня в сторонку.

Я недоверчиво щурюсь.

– Кто бы это мог быть?

В углу палатки стоит человек в цветастом галстуке с бокалом белого вина.

– Это профессор Гилфорд, – представляет его Тристан. – Он состоит в жюри, которое выбрало мой фильм. И преподаёт здесь.

– Очень рад наконец-то с тобой познакомиться, Джули. – Он протягивает руку для рукопожатия.

– И я тоже, – вежливо отзываюсь я. – Но откуда вы меня знаете?

Он смеётся.

– Ты ведь дочь профессора Кларк, так? Она постоянно о тебе говорит. И о том, какой ты талантливый писатель, тоже.

– Она лучшая! – вклинивается Тристан.

– Я пишу… неплохо. – Я чуть ли не краснею.

– Знаешь, скромность – признак настоящего писателя. – Профессор Гилфорд кивает.

– О, она сама скромность, – добавляет Тристан, и я слегка дёргаю его за руку и шепчу сквозь зубы:

– Тристан.

– Тристан упоминал, что вы старшеклассница. Куда планируете поступать?

Он напомнил мне о письме из Рида, и мне резко захотелось исчезнуть отсюда.

– О, я пока не решила, – умудряюсь выдавить я. – Но Центральный я пока со счетов не списываю.

Упоминать о том, что сейчас Центральный университет Вашингтона – мой единственный вариант, не стоит.

– Неужели?

– Неужели? – повторяет Тристан.

– Он доступный. И мама здесь преподаёт.

Вот и все плюсы, которые я могу найти.

– Потрясающе! – Профессор Гилфорд подмигивает. – Значит, можете стать одной из моих студенток. Вам ведь нравится писать, судя по всему. Не хотели бы попробовать себя в качестве сценариста?

– Не думала об этом. Но звучит интересно.

– Я веду сценарные курсы каждые несколько лет. И так случилось, что следующие приходятся как раз на эту осень.

– Правда?

– Обычно туда приходят старшие курсы, – ухмыляется он. – Но я и прежде делал исключения.

– О господи… было бы здорово! – охаю я. – Я и не думала, что такие курсы вообще бывают. Что ещё вы преподаёте?

Тристан ненадолго отходит, чтобы мы с профессором могли поговорить. И мы обсуждаем кучу интереснейших проектов, над которыми работают его студенты. Оказывается, летом многие проходят практику на крупных телевизионных студиях, потому что у профессора Гилфорда неплохие связи. А я-то думала, будто такие возможности выпадают только детям знаменитых продюсеров. И меня вдруг переполняет надеждой. Может, я и смогу. Может, справлюсь и без Рида.

В конце концов профессор Гилфорд приглашает нас с мамой на обед через несколько недель – чтобы обсудить другие творческие возможности. Мы обмениваемся электронными адресами, я нахожу Тристана и рассказываю ему всё.

– Тристан… спасибо, что познакомил нас! – улыбаюсь я.

– Ага, он классный, правда? – Тристан протягивает мне бокал сидра. – Я так рад, что ты думаешь поступить сюда. Мы могли бы с тобой тусоваться. Если ты, конечно, снизойдёшь до старшеклассника. Сможем сделать что-нибудь вместе.