– Хорошо, я ему сразу же сообщу. – Калеми надевает очки и берет айфон последней модели. – Черт, мне надо поменять очки, я уже больше ничего не вижу…

– Подожди. – Джорджо подвигается к его телефону. – Можно?

– Конечно.

Калеми передает айфон Джорджо, и он ищет на экране иконку «Настройки».

Калеми снимает очки и обращается ко мне и к молодому автору:

– Мне бы следовало сделать эту операцию на глазах лазером, но я боюсь!

Когда Джорджо возвращает ему айфон, мы из вежливости улыбаемся.

– Возьми.

Калеми снова берет устройство, начинает набирать сообщение, и понимает, что шрифт стал крупнее.

– Ой, что это ты сделал? Сотворил чудо?

Джорджо улыбается.

Калеми смотрит на меня.

– Эй, не поступай с ним, как Оттави, который позволил ему улизнуть! Он золото, а не человек! Умеет делать все, достигает всего, чего хочет. И может удивить тебя всегда, помни это. К тому же он знает, что такое дружба, – не то, что этот подлец… Оттави, может, тоже способный, но он низкий, этот коротышка, низкий и пошлый. Для него дружба – это всего лишь контракт, но на самом деле дружба – это святое; может казаться, что ты терпишь убыток, но ты всегда что-то приобретаешь…

– Если ты отзываешься о нем так, то, мне кажется, дело только в часах «Ролекс» – таких же, как у всех остальных. Тут что-то более серьезное, – говорит Джорджо.

– Вот видишь? Ты слишком хорошо меня знаешь. Когда-нибудь нам надо будет встретиться в более спокойной обстановке – может быть, у меня дома. Тогда я тебе много всякого расскажу. Но только не сейчас, а то им скучно нас слушать. Подождите, я пошлю сообщение. – Он что-то набирает на айфоне крупным шрифтом и потом, сняв очки, кладет их на стол. – Все, написал. Так чем же я обязан удовольствием видеть вас?

Джорджо начинает говорить:

– Прежде всего, я хотел, чтобы ты лично познакомился с хозяином «Футуры», Стефано Манчини.

– Я его уже знаю. Или, лучше сказать, много о нем слышал. Я рад, что вы нашли друг друга. Уверен, что «Футура» далеко пойдет. Не буду говорить: «“Футура” – это футуристично», это банальность.

Джорджо смеется.

– Алессандро, ты можешь говорить все, что хочешь. Сам знаешь.

Калеми смотрит на меня с любопытством.

– А где ваш офис?

– В Прати.

– Хорошо. Я бы с удовольствием зашел к вам на днях. И еще мне хотелось бы, чтобы вы взяли на работу одну из моих дочурок. Ее зовут Дания. Возьмите ее стажеркой, она перестанет хулиганить.

Джорджо поворачивается ко мне, а я продолжаю смотреть на Калеми, разводящего руками.

– Если, конечно, она вам подойдет, если решите, что она может быть вам полезна. С другой стороны, вы на подъеме, вам нужны новые силы, а она девушка серьезная и честная. В общем, поговорите с ней. А подойдет вам она или не очень – это уж вам решать.

Джорджо решает вмешаться:

– Ну конечно, мы встретимся с ней с большим удовольствием. Калеми ему улыбается.

– О, а вот и морепродукты!

К нам с большими блюдами подходят две очень симпатичные официантки – блондинка и брюнетка с собранными в пучок волосами.

– Добрый день, господин Калеми. Как здоровье?

– Просто отлично, раз уж вы тут!

– Да нет, вы счастливы потому, что принесли ваши морепродукты!

– Но я еще счастливей потому, что принесли их вы…

Потом он обращается к нам:

– Ну разве они не великолепны? Просто пальчики оближешь! Смотрите, какие свеженькие!

Одна из двух девушек ему улыбается.

– Вы говорите о креветках, не так ли?

Калеми весело смеется.

– Они не только красивые, но и остроумные! И смотрите, какая улыбка…

Брюнетка делает вид, что немного хмурится.

– Понятно, вы хотели вогнать нас в краску, но на этот раз у вас ничего не вышло; мы уже поняли, что вы над нами подшучиваете. Еще неизвестно, скольких красивых женщин вы видите каждый день… Мы возвращаемся на кухню.

– Спасибо, вы всегда так милы! Эта «Российская» благодаря вам еще красивее!

Девушки уходят веселыми и довольными всеми этими комплиментами.

– О, блаженная молодость! Ладно, давайте попробуем эти морепродукты, которые кажутся мне еще вкуснее обычного. Не хотите немного болличине?

Мы переглядываемся, но он не ждет нашего решения.

– Будьте любезны! – он подзывает проходящего мимо официанта.

– Я весь внимание.

– Принесете нам холодное вальдоббьядене высшего сорта?

– Да, конечно.

– Давайте скорее, а то нас мучает жажда.

И Калеми начинает есть молча, больше не отвлекаясь. Только Джорджо, как я замечаю, смотрит вокруг, потом берет бутылку воды, очень спокойно наливает ее каждому из нас и тоже начинает есть.

– А вот принесли и болличине.

Калеми вытирает салфеткой рот, пока официант открывает для нас шампанское. Он наливает его немного в бокал Калеми, который его нюхает и, даже не пробуя, кивает, тем самым разрешая налить напиток и в наши бокалы.

– А теперь… – Калеми поднимает свой бокал и ждет, когда будет наполнен и последний, молодого автора. – Пусть эта встреча будет полна… «Футурой»! – Он весело смеется, все мы поднимаем наши бокалы и пьем отличный вальдоббьядене. Калеми ставит свой бокал первым. – Да, к этим морепродуктам нужно было именно немного болличине… Так и что вы мне теперь расскажете? Ренци, ты мне говорил, что, кажется, есть хорошая идея для прайм-тайма.

– Надеюсь, что да. Но ты мне об этом сам скажешь; ты же все решаешь.

– Да ничего я не решаю! Иногда мне удается упросить моего шефа поразмыслить, а иногда, наоборот, он упрямится и упорно хочет делать или не делать какие-то программы или фильмы, которых я совершенно не понимаю… Ну ладно, давайте, а то я как на иголках. Кто будет рассказывать?

Мы все трое переглядываемся, а потом слово беру я. Джорджо удивлен.

– Так вот, программа очень занимательная; можно собрать перед экраном людей всех возрастов, даже в это время. И знаете, почему? Потому что играть будут в любовь.

Уже это кажется Калеми отличной идеей, и он, сгорая от любопытства, немного зажмуривается.

– У нас уже давно не делают программ о парах.

– Я тоже так думал, но тут мне хотелось бы, чтобы об этом непосредственно рассказал автор идеи. Наверняка он сделает это гораздо лучше меня.

Симоне ел омара, но, услышав, что внезапно упомянули о нем, сглотнул и едва не подавился. Тогда он отпил воды и испуганно посмотрел на меня, но Джорджо ему улыбнулся и кивнул, словно говоря: «Не беспокойся, можешь говорить».