Но особенно жирный куш сорвали двое высокопоставленных чиновников Казначейства (то есть министерства финансов): член палаты общин Айлеби и один из секретарей Казначейства Стэнхоп. Стэнхоп получил 250 000 фунтов, не акциями, а деньгами, Айлеби как лицо гораздо более высокопоставленное – около миллиона.

Наказания грянули серьезные. Айлеби с позором изгнали из палаты общин, заключили в Тауэр и конфисковали все его имущество, чтобы выплатить компенсации пострадавшим. Сэра Джорджа Кэсуэлла, одного из совладельцев компании «Тёрнер, Кэсуэлл энд Ко» (она принимала большое участие в финансовых махинациях Компании южных морей), тоже отправили в Тауэр, исключили из палаты общин и оштрафовали на 250 000 фунтов. Стэнхопу удалось отвертеться – правда, оправдали его большинством всего в три голоса. Крэгс скоропостижно скончался. Есть разные версии: то ли он принял яд, то ли умер от апоплексического удара в страхе перед дальнейшими разоблачениями, которые вполне могли последовать. Как бы там ни было, его состояние в полтора миллиона фунтов конфисковали в пользу пострадавших от афер Компании, в которых Крэгс принимал самое деятельное участие.

Сэра Джона Бланта и других директоров Компании не судили, но для выплаты компенсации пострадавшим ободрали как липку, оставив на жизнь сущую мелочишку: Бланту – 5000 фунтов из 183 000, сэру Джону Феллоузу – 10 000 от 243 000, с несколькими другими поступили не гуманнее – но как-то их и не жалко…

Графу Сандерленду, как это частенько случается с политиканами, удалось выкрутиться. Он был видным деятелем партии вигов и членом кабинета министров (сплошь состоявшим из членов той же партии). Были серьезные опасения, что политические противники-тори используют обвинительный приговор лорду и кабинет падет, а к власти придут тори. Хотя вся Англия была убеждена в виновности графа, его все же (большая политика, ага!) оправдали – 233 голосами против 172, то есть не с таким уж большим перевесом.

Конфиската хватило, чтобы выплатить всем пострадавшим акционерам компенсацию в 33 фунта за сотню – ну все-таки кое-что…

Интересно, что среди пострадавших акционеров оказался и великий ученый Исаак Ньютон. Вот уж кто никак не походил на рассеянного ученого из голливудских кинокомедий. Человек был серьезный: долгое время занимал пост управляющего Королевским монетным двором (и в период краxа Компании) и провел на этом посту большую и важную работу по осуществлению денежной реформы. Рассказывали, что в начале биржевой лихорадки, связанной с акциями Компании, Ньютон сказал: «Я могу рассчитать движение небесных светил, но не степень безумия толпы». И продал принадлежавшие ему акции Компании за 7000 фунтов, получив прибыль в 100 процентов. Однако, когда курс акций взлетел вовсе уж до небес, Ньютон не удержался и вновь купил акции. И потерял 20 000 фунтов.

Что поделать, от тяги к халяве не застрахованы ни серьезные люди, ни толковые администраторы, ни великие ученые. Такая уж это притягательная штука – халява…

(Забавный факт. В свое время мне многие люди рассказывали, что от участия во всевозможных МММ их удержало исключительно то, что в детстве они читали «Незнайку на Луне», так что вспомнили об описанной там афере с «Обществом гигантских растений» и сделали для себя соответствующие выводы…)

Бунт лорда Гордона 1780 г. ничуть не напоминает крупные народные мятежи, о которых рассказывалось в предшествующих книгах: восстания Уота Тайлера, Кета, Кэда и им подобные. Там цели у восставших были самые благородные, а бунт Гордона по большому счету был одной сплошной уголовщиной невиданного ни прежде, ни после размаха. Однако это событие слишком значительное, чтобы обойти его вниманием. Историк Лондона Питер Акройд назвал его «самым буйным и обширным мятежом за последнюю тысячу лет», без упоминания которого ни одна биография Лондона не будет полной. Так что придется и нам рассмотреть эту грязную историю…

Лорд Джордж Гордон (1751–1793) принадлежал к старинному шотландскому роду – что ему ничуть не помогло сделать карьеру. Молодой человек был откровенным лузером. Поступил на военный флот, но служба не заладилась, и пришлось уйти в отставку в невысоком чине. Размышляя, чем бы заняться, Гордон, подобно многим лузерам, решил пойти в политику. Бедняком он не был, кое-какие средства имелись – а потому он без особого труда стал депутатом палаты общин, подкупив немногочисленных выборщиков одного из «гнилых местечек» (в те времена общепринятая практика, дело прямо-таки житейское). Однако и в парламенте не заладилось, даже мало-мальской известности Гордон не снискал, оказавшись на последних ролях, среди той серенькой, безликой части депутатов, которых в XX веке станут называть «заднескамеечниками».

Гораздо больший успех он имел непосредственно у толпы – этакий Жириновский и Навальный в одном флаконе. Толкал речи, печатал брошюры, позиционировал себя ярым защитником единственно правильной протестантской (конкретнее – англиканской) веры. Католиков ненавидел так, что, как выражался в другом случае один из героев кинокомедии «Мимино», кушать не мог. И создал «Союз протестантов» – отнюдь не «диванную партию», «Союз» насчитывал несколько тысяч членов, можно сказать, «активных штыков», отнюдь не собиравшихся ограничиваться воркотней за кружкой пива.

Тут произошло событие, подействовавшее на Гордона (и далеко не на него одного) как красная тряпка на быка: парламент стал обсуждать «законопроект Сэвилла», предлагавший уравнять католиков в правах с протестантами. Ну, предположим, не в полном объеме – даже Сэвилл, известный диссидент (в современном значении этого слова), выступавший в парламенте в защиту то католиков, то диссинтеров, то американских «мятежников», не решился говорить о предоставлении католикам права избираться в парламент. Но предполагалось дать им право голоса и право покупать землю (какового они были лишены еще с кромвелевских времен).

На свои ораторские таланты, позволившие бы успешно противостоять в парламенте принятию этого закона, Гордон явно не рассчитывал. И решил организовать «народное возмущение». 2 июня 1780 г., собрав своих сторонников, Гордон повел их на парламент. Там было несколько тысяч человек – колонна растянулась на четыре мили. Судя по всему, никаких насильственных действий Гордон не планировал: большинство участников шествия составляли «вполне преуспевающие торговцы», которых Гордон заранее предупредил, что они должны вести себя благопристойно и «быть одетыми по-воскресному». Однако народный трибун то ли позабыл, то ли вообще не знал, что подобные майданы сплошь и рядом разворачиваются непредсказуемо: очень быстро начинаются беспорядки, перерастающие во всеобщий бунт, где буйными толпами уже никто не в состоянии ни управлять, ни руководить.

Очень быстро так произошло и сейчас. К благопристойным торговцам с голубыми кокардами на шляпах (символ «Союза протестантов») примкнула толпа гораздо более пролетарского элемента, уже без всяких кокард и одетые отнюдь не по-воскресному – ткачи из Смитфилда, потомки французов-гугенотов, когда-то бежавших в Англию от преследований, пожалуй, самые лютые в Лондоне ненавистники папистов. А посему о мирной демонстрации с самого начала речи не было: толпа ворвалась в вестибюль и коридоры парламента, подала депутатам петицию с требованием не принимать прокатолический закон и пригрозила в случае несогласия ворваться и в зал заседаний. Уже тогда Гордон оказался не в состоянии управлять толпой.