Генка именно так себе это и представлял. Ну почему нельзяжить красиво, легко, празднично?! Вот он, Генка, только так и жил бы! Ну почемуему все мешают?! И первая – Катька, его полоумная женушка, самое главноепрепятствие на пути в рай.

Ему захотелось плакать. Он развернулся на пустынной дороге имедленно поехал в город.

Пожалуй, впечатлительный Генка упал бы замертво отудивления, если бы рассмотрел за деревьями своего нежного «олененка».«Олененок» никуда не собирался идти и вел себя так, словно вовсе не торопитсядомой.

Девушка, прищурив глаза, наблюдала за Генкиной машиной.Когда Генка наклонился вбок, отыскивая что-то в бардачке, она прищурилась иотступила чуть-чуть назад – на всякий случай. Он ковырялся довольно долго, и вконце концов девушка неслышно топнула ногой от нетерпения.

– Уезжай, – прошипела она сквозь зубы. Каблук увяз в опавшихлистьях, и она с отвращением вытащила его. Чтобы не потерять равновесие,пришлось схватиться за мокрый ствол. – Уезжай уже, недоумок!..

Звезду встречал какой-то местный питерский водитель налимузине, и Владик был избавлен от созерцания «неизъяснимых глаз» Никаса и отвыслушивания его словоизлияний аж до самого вечера.

Зато Хелен, словно в отместку за утреннее проявлениеслабости, загоняла его по всяким мелким поручениям до такой степени, что часамк восьми Владик озверел и так разговаривал по телефону с матерью, что онаспросила дрожащим голосом:

– Чем я-то тебе не угодила, сыночек?..

Владик в ответ рявкнул, что ему все угодили дальше некуда, аесли кто им, Владиком Щербатовым, недоволен, тот пусть, значит, с ним, сВладиком Щербатовым, никаких дел не имеет, ибо у него больше нету сил.

Проорав все это, он кое-как приткнул автомобиль возле«Англии» – было совершенно понятно, что машину придется переставлять, ибо онаперекрывала въезд и выезд всем, кому только можно было его перекрыть, – ибольшими разгневанными шагами вошел в отель. В руке он нес крохотную беленькуюкоробочку – конфетки.

Эти конфетки, обсыпанные тошнотворной кокосовой стружкой,Никас очень любил вкушать во время работы. Сегодня у звезды, как на грех,работы оказалось много – следовало подписать штук сто открыточек, дабы раздаватьих завтра поклонникам при входе в концертный зал. Никас будет подписывать, тоесть работать, и вкушать конфеты, так сказала Хелен.

Владик к тому времени уже съездил за мелкими красными ижелтыми розочками – Никас любит именно такие! Потом за минеральной водой –берите только итальянскую, французскую он не пьет! Потом за парой белых носков– это не костюмеры, это суки последние, забыли белые носки к сценическомукостюму! Потом в ресторан за стейком – Никас ест только аргентинскую говядину,а в этом жутком отеле аргентинской говядины нет и в помине! Потом Владикапослали на кухню разогревать аргентинскую говядину, ибо она по дороге остыла.Потом его послали в концертный зал за открытками – их же нужно подписывать, аэти идиоты пиарщики отвезли открытки почему-то сразу туда. Потом понадобилсяящик советского шампанского – для обслуги. Затем бутылочка-другая настоящегофранцузского – непосредственно для звезды.

– А сразу нельзя было сказать? – осведомился Владик, когдавыяснилось, что французское он не купил и нужно ехать обратно в винный магазин.

К тому времени он уже пребывал в состоянии, предшествующембешенству. Он знал это за собой – голова становилась необыкновенно ясной, илюбые слова выговаривались на редкость легко, даже самые страшные.

Хелен, дернув плечом, заявила, что он должен ехать куда егопошлют и не выпендриваться, а если он не желает, так она живо найдет емузамену, а костюмерша Наташка, случившаяся поблизости, дернула его за рукав.Если бы Никас оказался рядом и подлил масла в огонь, Владик, ей-богу, спустилбы его с лестницы. Он даже с опасным наслаждением представил себе, как зашиворот выволакивает тщедушную звезду из его номера люкс на шестом этаже, тащитмимо лифта к широкой, устланной ковром мраморной лестнице и дает пинка прямо взадницу!..

Но Никаса поблизости не оказалось.

В довершение всего Владика услали встречать молодую певицупо имени Семен, ибо с ее водителем и лимузином случалась какая-то коллизия ипевица Семен застряла в аэропорту и – ясное дело! – немедленно забилась там вистерике. Молодая певица должна была выступать «на разогреве» у Никаса, и везтиее следовало не в «Англию», а в какую-то гостиницу поплоше.

По дороге в Пулково – в который раз он уже сегодня едет вэто самое Пулково?! – Владик позвонил матери и наспех с ней помирился, а потом,боясь передумать, решительно набрал номер человека, на которого он работал.

Долго не отвечали, и Владик был этому даже рад.

Бешенство – плохой советчик и помощник в переговорах.Видимо, нужно оставить все как есть до возвращения в Москву и уже там быстро иаккуратно решить все вопросы. В том, что вопросы удастся решить, Владикнисколько не сомневался. В самом деле, не на каторгу же он сослан по приговорусуда!

Он больше не может и не хочет работать – сколько тамполагается по закону на то, чтобы ему подыскали замену? Две недели? Вот иотлично! Две недели он как-нибудь протянет, зато уйдет по-человечески, ни с кемне поссорившись.

Может, и хорошо, что трубку не берут, может, так оно инужно.

Он уже почти оторвал ее от уха, чтобы нажать на «отбой»,когда в телефоне сказали:

– Да.

Владик быстро вернул трубку к уху.

– Вадим Григорьевич?

– Да.

– Это Владислав Щербатов.

Там помолчали, будто не узнавая, и Владик вдругзаволновался. Они созванивались регулярно, хоть и не слишком часто, и этотчеловек просто не мог не узнать его голос. Что такое могло случиться?..

– Вадим Григорьевич, это Щербатов, я работаю с Никасом!.. Выменя узнаете?

– Узнаю. Что вам нужно?

«Елкин корень, – подумал Владик. – Что за день такойпоганый?!»

– Вадим Григорьевич, я хотел бы уволиться. Эта работа не помне, я вам сразу говорил, что она не по мне, и… я больше не могу, в общем!.. Выпросили предупредить заранее, если я захочу уйти, вот я и предупреждаю. – Егособеседник молчал, и с каждым своим словом Владик чувствовал себя все глупее иглупее. – Я, конечно, отработаю, что там положено, вы не думайте! Чтоб вы моглиспокойно найти замену, но я просто хочу сказать, что я работать точно больше небуду… – Он сбился, помолчал, а потом спросил осторожно: – Вадим Григорьевич?

– Я вас слушаю.

– Наверное, мне лучше перезвонить, – даже не столькособеседнику, сколько самому себе сказал Владик Щербатов. – Я, должно быть, невовремя. До свидания, Вадим Григорьевич.