— Учиться, учиться и учиться... — без воодушевления повторила Татьяна. — Лернен, лернен унд лернен. Скучно. — Она вздохнула. — Не для меня это. Екатерины Дашковой или Софьи Ковалевской из меня не получится, я нецелеустремленная, а быть просто дипломированной бабой тоже не хочется...

— Перестань, — мягко сказал Анатолий Модестович.

— Молчу, папочка! Слушай, Наташка, а ты что, полаялась со своим хахалем?

Клавдия Захаровна выронила хрустальный фужер, и он разбился с нежным мелодичным звоном.

Старик Антипов поднялся, оттолкнул ногой стул и вышел из комнаты.

Анатолий Модестович покачал головой.

— Что я такого сказала?.. — растерянно пробормотала Татьяна. — Подумаешь, уже и спросить стало нельзя! Все такие нервные, щепетильные, прямо художественные натуры...

— Дурочка, — спокойно сказала Наталья. — Какая же ты еще дурочка, Танька!..

— Не блеснула умом, нет, — усмехнулся Анатолий Модестович.

— Я же пошутила, честное слово! — оправдывалась Татьяна. — Ну, прости меня, Наташенька! Милая, хорошая... — Она бросилась обниматься.

— Ладно тебе! Пошутила и пошутила. — Наталью ничуть не оскорбили, не обидели слова сестры. Ей было смешно.

Все дело в деде. Он точно бы ждал, когда ему дадут повод показать свое недовольство и что он пока хозяин и старший в доме.

— Человек сначала обязан подумать, а потом, если это не выходит за рамки приличия и не доставит никому огорчения, может шутить, — наставительно сказал Анатолий Модестович. — А тебя, Татьяна, как будто все время кто-то дергает за язык.

— Бросьте, дядя Толя, — успокоила его Наталья. — Пустяки. Просто дед не в духе. Пойду за ним. — Она поднялась. — А ты...

— А я дура, дура, дура!.. — клеймила себя Татьяна. — Папа прав: вечно у меня язык вперед мысли выскакивает...

— Придерживать надо, — сказала Клавдия Захаровна.

— Не могу! Вот прикажу себе, чтобы молчать, а оно само говорится. Уже пробовала прикусывать язык, до крови даже... — Вид у нее был виноватый.

— Возьми себя в руки, — улыбнулась Наталья, пожалев сестру.

— Ты не сердишься?

— Не сержусь. А в жизни все гораздо сложнее, чем тебе кажется сейчас.

— Я понимаю, ты не думай...

— Молодец, что понимаешь. — Наталья опять улыбнулась, поцеловала Татьяну в щеку и пошла за стариком Антиповым, чтобы вернуть его к семейному столу.

Никому другому это не удалось бы, хотя злился он именно на Наталью.

ГЛАВА XVII

Пожалуй, лишь Анатолий Модестович понимал, что Наталья покидает дом из-за Михаила. Еще когда они помирились с женой и Клавдия Захаровна с согласия отца переехала к Анатолию Модестовичу с дочкой, Михаил отказался (ему было десять лет), захотел остаться жить с дедом и с Натальей. Он был привязан к ней больше даже, чем к матери. Однако в то время — дети же! — никто не придал этому значения, тем более старик Антипов. Он вообще был бы рад, если бы все дети жили с ним, а Клавдия Захаровна и Анатолий Модестович также были рады сделать ему что-то приятное. Это было выходом из положения, поскольку устраивало всех.

Позднее Анатолий Модестович заметил, что привязанность сына к племяннице сделалась серьезнее и опаснее, чем обычная дружба брата и сестры. Это его обеспокоило, но ничего предпринять он не мог, потому что и после перевода в Ленинград (его назначили начальником производства большого завода, а вскоре и главным инженером) Михаил наотрез отказался жить с родителями. Причин настаивать у Анатолия Модестовича вроде бы не было — все, в том числе и Клавдия Захаровна, считали, что мальчику лучше не переходить в другую школу, — а признаться жене и тестю в своей догадке он не считал возможным. Подумав, он решил, что, в сущности, это мальчишеская блажь, увлечение, которое пройдет незамеченным. Пусть Михаил по-прежнему живет с дедом, пусть спокойно заканчивает школу и идет в армию, а там будет видно. Поступить в институт сын не успеет, потому что два года сидел в шестом классе.

Так думал Анатолий Модестович, чувствуя себя виноватым перед тестем и племянницей, и был он благодарен Наталье, что она нашла выход из положения, взяв ответственность на себя, не посчитавшись с тем, что вызывает недовольство деда и, быть может, его пожизненную обиду.

— Ты убеждена, что поступаешь правильно и что потом не будешь жалеть? — спросил он, когда они собрались уезжать домой и Наталья вышла проводить их.

— Не знаю.

— Ты ведь... из-за Михаила?

Наталья удивленно посмотрела на Анатолия Модестовича.

— С чего вы взяли?

— Да так... — Он вздохнул и отвернулся, и она поняла, что Анатолий Модестович обо всем догадывается.

— В общем, из-за него тоже, — призналась она. — Но не только.

— А что еще?..

— Сама не пойму, дядя Толя.

Наталья не лгала.

По правде сказать, она не очень-то серьезно относилась к тому, что Михаил влюблен. То есть она понимала, конечно, что это так и что далее жить под одной крышей, когда он вернется из армии совсем уже взрослым, будет невозможно, однако не это побудило ее оставить дом. Скорее, в этом она искала оправдания своему поступку, потому что вовсе не обязательно им было бы жить вместе. В конце концов Михаил мог бы жить с родителями, у них просторная квартира, тем более он собирался после армии поступать в институт, а ездить отсюда далеко и неудобно... Было нечто смутное, неосознанное. Пожалуй, было и недовольство собой и работой, хотя многие завидовали ей. Кто из ее соучеников не мечтал остаться в Ленинграде?.. Мечтали все, а остались немногие. В том числе и она. Конечно, не обошлось без помощи Анатолия Модестовича, который ко времени, когда Наталья заканчивала университет, был уже директором завода: он взял ее к себе в Бюро технической информации — БТИ, — где Наталья числилась инженером, а занималась редактированием инструкций, правил пользования бытовыми приборами, выпускаемыми заводом кроме основной продукции, проспектов и тому подобного. Работа в общем-то вполне приличная, зарплата для начала неплохая, начальство же было довольно Натальей.

Она не была слишком загружена и помимо основной работы писала