– Откройся, любимая… – И его пальцы скользнули меж ее ног.

В следующее мгновение он стал осторожно входить в нее, пока не почувствовал барьер ее девственности. Тут Джеймс снова принялся целовать молодую жену, как бы отвлекая ее, а потом одним резким движением рванулся вперед. После чего замер ненадолго и стал шептать ей на ухо нежные слова. И он старался контролировать себя, когда начал погружаться в нее все глубже. Прошло несколько секунд – и вот она уже выгибала спину, прижимаясь к нему все крепче. И было совершенно очевидно, что его чувственная супруга – вовсе не «Ледяная принцесса». Ох, как же ему хотелось сказать ей, что он сейчас чувствовал. И ведь действительно чуть не сказал… Когда оба они – почти одновременно – достигли вершин наслаждения, он едва не произнес те слова, которые произнес во время брачной клятвы в церкви, хотя не должен был говорить это своей лицемерной жене. Он чуть не сказал ей, что любит ее.

Приятное тепло, которое окружало Кэролайн после ночи любви, куда-то пропало. Она протянула руку, надеясь обнаружить рядом мускулистое тело мужа, но пальцы ее скользнули по холодной простыне.

Она открыла глаза и заморгала, пытаясь разглядеть мужа в полутемной комнате. Внезапно ее внимание привлекло какое-то движение около камина. Там, спиной к ней, стоял Джеймс, и на нем были только брюки. Он опирался одной рукой о каминную полку, а другой перемешивал кочергой тлеющие угли, и вокруг него плясали искорки. Огонь же, пылавший в камине, подчеркивал его красоту, освещая скульптурные очертания мускулов.

А Джеймс тем временем положил на место кочергу, подошел к окну и отодвинул бархатные гардины. Свет раннего утра ворвался в окно и осветил его печальное лицо. И она понимала причину этой печали. Причина – конечно же, женитьба. Да, он желал ее физически, и все его действия минувшей ночью подтверждали это. Но жениться на ней он не хотел. При этой мысли Кэролайн заморгала, стараясь сдержать слезы.

Будто почувствовав ее взгляд, он повернулся к ней и несколько секунд молча глядел на нее. Потом снова повернулся к окну, отпустил гардину и прислонился плечом к стене.

Верхняя пуговица его брюк была расстегнута, и они низко сидели на узких бедрах. На нее тут же нахлынули воспоминания о прошедшей ночи – воспоминания, заставившие ее покраснеть.

Грусть на лице Джеймса сменилась выражением более суровым, и сейчас он очень напоминал того джентльмена, который молча сидел с ней рядом во время бесконечной поездки из Лондона. Причем одна его рука то сжималась в кулак, то разжималась.

– Я всегда ненавидел обманщиков, – проговорил он отчетливо.

По спине Кэролайн пробежали мурашки, и она, судорожно сглотнув, пробормотала:

– Я не уверена, что понимаю, о чем ты… – Но стоило ей произнести эти слова, как она в ужасе поняла, о чем он говорил.

Джеймс рассмеялся, но в его смехе не было веселья. Он подошел к кровати и, наклонившись к ней, проговорил:

– Прошедшей ночью, когда я пробовал твою нежную кожу на вкус, я не мог не думать о том, что тот самый С. М. Смит может оказаться таким сладким.

Кэролайн замерла. Только сердце стучало в ускоренном ритме. Муж знал, знал! Этим и объяснялись его странные взгляды в церкви и все последующее поведение. Он знал, но тем не менее женился на ней, чтобы спасти от брака c Хамби.

– Кэролайн, так ты не отрицаешь? Не притворяешься оскорбленной? Не просишь о прощении, моя дорогая?

Горький упрек, прозвучавший в его ласковых словах, поразил ее в самое сердце.

– Да, признаюсь, это я – С. М. Смит, – пробормотала она со вздохом. – Я хотела сообщить тебе об этом еще до свадьбы и даже отправила письмо, но лакей не доставил его тебе.

– Правда? Как удачно получилось! – В его голосе звучало недоверие.

Взяв рубашку со стула, Джеймс надел ее через голову и заправил в брюки. Потом подошел к шкафу и достал носки.

Кэролайн осмотрелась. Куда же подевалась ее ночная рубашка? Увидев ее на покрывале, она встала и надела рубашку.

– Джеймс, позволь мне объясниться. Когда мы увидели тебя в театре, Анна рассказала мне о Генриетте и о том, что говорили люди о ее смерти. Конечно, мне не следовало слушать кузину. Но поверь, я написала эту статью до того, как попала на бал у леди Рэндалл. Потом, поговорив с тобой, я поняла, что поступила неправильно. И я постаралась сделать так, чтобы статья не попала в газету. На следующий день после бала я послала к Хинкльсмиту человека с письмом, в котором требовала не публиковать статью.

– Я видел все твои письма, но среди них не было послания, о котором ты говоришь.

– Ты видел их все? – По спине Кэролайн опять побежали мурашки.

– Да, все. Сейчас ты видишь перед собой нового владельца газеты «Лондон Реформер».

– Ты ее купил?

– Да, купил. И редактор отдал мне все твои статьи и письма, но среди них не было того самого письма.

– Значит, он его уничтожил. Джеймс, я говорю правду! И теперь я не верю в то, что тогда написала.

– Как это благоразумно с твоей стороны. Хотя теперь я все понимаю, моя дорогая.

Кэролайн с облегчением вздохнула, а ее муж продолжал:

– Когда тебе пришлось выбирать между лордом Хамби и мной – между старым развратником и предполагаемым убийцей, – ты выбрала меня. Только дурочка могла выйти замуж за убийцу жены, а ты, моя дорогая супруга, совсем не дурочка. Кажется, дураком оказался я.

С этими словами Джеймс рывком распахнул дверь и вышел из комнаты. Стена, казалось, содрогнулась, после того как дверь за ним захлопнулась.

Несколько секунд Кэролайн стояла неподвижно. Ей следовало еще до наступления брачной ночи признаться, что она – С. М. Смит. Она пыталась, но не очень настойчиво. Почему? Ответ был очевиден. Она любила Джеймса, поэтому не хотела, чтобы он аннулировал брак.

Кэролайн со стоном рухнула в кресло. Джеймс думал, что она его предала, что вышла замуж, потому что попала в западню и ее вынуждали выйти за Хамби. Понятно, как он пришел к такому заключению, но это же неправда. В глубине души она знала, что любит его. Возможно, она влюбилась в него после их первого же разговора. И вот теперь… О боже! Кэролайн невольно содрогнулась. Да-да, именно влюбленностью объяснялся тот сердечный трепет, который возникал, когда она его видела. Когда же его не было рядом, она мечтала о встрече. Ох, что же теперь делать?..

Наверное, ей следовало признаться Джеймсу в своих чувствах, но он вряд ли ей поверит, особенно сейчас. Однако готов ли Джеймс признать, что и он ее любит? Она помнила слова, которые он шептал, когда их тела соединялись. Его ласковые слова должны были смягчить неприятные ощущения, которые ей предстояло испытать. Слова нежности, слова любви… Закрыв глаза, она вновь переживала все то, что пережила минувшей ночью. И разве все это – не доказательства?..

– Он меня любит, – повторила она, как будто слова, произнесенные вслух, превращали их в истину.