Поднявшись из-за стола, маркиз направился к двери. Он был уже у порога, когда Кэролайн воскликнула:

– Дорогой, подожди!

Он остановился, но не повернулся к ней.

– Этим утром я многое поняла, дорогой. Когда ты вышел из спальни, я осознала, как ты мне дорог и что я…

– Я опаздываю, – буркнул муж и вышел из столовой.

Кэролайн вздохнула и подперла ладонью подбородок. Убедить Джеймса будет непросто, но она не сдастся, она докажет ему свою любовь, докажет, что вышла замуж за него вовсе не потому, что хотела избежать брака с лордом Хамби. Она подняла глаза к расписному потолку, на котором обнаженные купидончики сидели на пушистых белых облаках на фоне синего неба. Эти ангелочки напомнили ей рисунки в одной книге, где такие же купидоны летали над головами обнявшейся обнаженной пары.

А ведь ночью, когда их тела соединялись, Джеймс совсем забыл про свой гнев. Она откусила кусочек булочки и улыбнулась. У нее появилась прекрасная мысль! Да-да, прекрасная, хотя и грешная…

Кэролайн встала и взглянула на газету «Сити Глоб». Причем привлек ее заголовок редакторской колонки: «Суфражистки и радикальное мышление».

Хм… интересно! Но ведь суфражистки – совсем не радикалы, просто они мыслят прогрессивно. А статья представляла их в виде стада обезьян, возглавляемого фанатиками. Какая чепуха! Кэролайн швырнула газету в камин, и та тут же загорелась. Но это зрелище не доставило ей удовольствия. Был только один способ бороться с обвинениями этого редактора. Она должна написать статью и послать ее в «Лондон Реформер». Но напечатает ли ее Хинкльсмит? Возможно, Джеймс распорядился, чтобы редактор игнорировал ее статьи. Если так, то она найдет другую газету. Ее нельзя заставить молчать.

Часа через два Кэролайн сидела за массивным столом в гостиной рядом со спальней. Она подписала статью своим обычным псевдонимом. И, как всегда, когда она писала на тему, ее волновавшую, Кэролайн испытывала душевный подъем и волнение.

Сегодня у Мегги был выходной на полдня, и горничная собиралась пойти в деревню. Кэролайн намеревалась попросить ее отнести письмо на почту.

Она вошла в соседнюю комнату и невольно улыбнулась, увидев кровать. Теперь, когда статья написана, она может сосредоточиться на том, как соблазнить мужа грядущей ночью.

Кэролайн захлопнула книгу и вылезла из постели. Посмотрев на часы, провела ладонью по прозрачной ночной рубашке, которую снова надела. Уже полночь. Где же Джеймс? Она последний раз видела его во время завтрака. Он прислал перед самым ленчем записку, в которой сообщал, что по-прежнему работает с управляющим и не будет ни к ленчу, ни к ужину.

Кэролайн подбоченилась. Неужели он уже спал в какой-нибудь другой спальне? Ей хотелось одеться и отправиться на поиски, но вряд ли ей удастся найти мужа в этом огромном доме, где двадцать пять спален.

Она направилась к двери, ведущей в их общую гостиную, и распахнула ее. Но в комнате никого не было. А на массивный письменный стол падал лунный свет. Кэролайн подошла к нему, провела ладонью по столешнице и села в кресло. Тонкая ткань ночной рубашки не спасала от холодного кожаного сиденья. Тихонько вздохнув, Кэролайн достала спичку из серебряной спичечницы и зажгла керосиновую лампу. Грани стоявшего на столе хрустального графина отражали свет и делали янтарную жидкость в нем очень привлекательной. Кэролайн вынула пробку и понюхала. В нос ударил запах виски. Запах ей не понравился. Почему мужчины так любят виски? Возможно, как говорили некоторые, оно помогало успокаивать нервы.

Что ж, наверное, и ей следовало успокоиться… Кэролайн взяла один из стаканов, что стояли рядом с графином, и наполнила его. Сначала она осторожно поднесла стакан к губам и лизнула содержавшуюся в нем жидкость. Жидкость оказалась не такой противной на вкус, как запах. Кэролайн опрокинула стакан и одним глотком выпила половину.

Во рту тотчас же стало горячо, а потом виски проделало свой огненный путь, обжигавший горло. Кэролайн шумно выдохнула, но жжение только усилилось. Она закашлялась и зажала рот ладонью.

Какой ужас! На вкус больше походило на лекарство, но зато ей стало теплее – тепло распространилось по рукам и ногам, дошло даже до кончиков пальцев.

Ей вдруг вспомнилось, как леди Ноттенбери однажды сидела вместе с мужчинами и пила крепкие напитки. Отец назвал ее поведение возмутительным. Но почему? У женщин должно быть право пить и разговаривать с мужчинами, а вместо этого их отсылают в другую комнату. Интересно, что скажет Джеймс, если войдет и увидит, что она пьет виски? Но разве его мнение имеет значение? Она, Кэролайн, – самостоятельная женщина и не нуждается в одобрении мужчины.

Допив остатки жидкости в стакане, Кэролайн с громким стуком поставила стакан на стол.

Часы в кабинете маркиза пробили два, и он, сложив чертежи насосной станции, поднялся из-за стола. Джеймс надеялся, что его соблазнительная женушка уже крепко спала. Прошлой ночью от ее роскошного тела он потерял разум и совершенно забыл о своем гневе.

Даже во время завтрака ему хотелось дотронуться до нее, и он использовал газету как барьер. Бесполезно! От нее исходил чудесный запах цветочного мыла, и он представлял Кэролайн во время купания, представлял, как мыло скользит по ее обнаженному телу. Ему хотелось сбросить тарелки со стола и заняться с ней любовью прямо в столовой. Хотелось пробовать на вкус каждый дюйм ее тела – начиная от сладких розовых сосков до темного бутона между ног. Более того, он целый день думал о ней, о том, как она прижималась к нему после соития и как заснула, положив руку ему на грудь. Какие бесподобные воспоминания, какие горестные и одновременно сладостные!

Как он мог так страстно желать ее после того, что она сделала, после того, как обманывала его? Но внутренний голос шептал ему: «Ты ее любишь…»

– Идиот, идиот… – бормотал он, шагая по коридору западного крыла. Следовало перевести Кэролайн в другую спальню, самую дальнюю от него. Мужчина поумнее так бы и сделал.

Джеймс остановился перед дверью одной из гостевых спален. Он должен спать здесь. Потому что улечься в постель рядом с Кэролайн и не дотронуться до ее шелковой кожи… О, это будет настоящей пыткой!

Тяжело вздохнув, маркиз вновь зашагал по коридору… и вдруг услышал чье-то пение. Это она, ее голос! О боже, неужели эта женщина ждала его, чтобы мучить? Проклятье! Брюки тотчас же стали тесны.

Снова вздохнув, Джеймс вошел в спальню и осмотрелся. Комната была пуста. Он перевел взгляд на открытую дверь, ведущую в гостиную. И тут вновь послышался голос Кэролайн. «…Ведь я и мой милый расстались навсегда… ля-ля… и не увидимся больше…» – пела она. Джеймс вошел в комнату. Его жена сидела в кресле рядом со столом. Сидела в той же самой соблазнительной ночной рубашке. А ноги положила на столешницу. Но что же это?.. Кажется, она пьяна…

Да, сомнений нет; в руке у нее был стакан, а перед ней стоял полупустой графин с виски. И почему-то между пальцев одной из ног красовалось перо со следами чернил.