— Я и подумать не мог, что ты будешь так расстроена насчет … всего.

— Конечно, ты не мог подумать. — То, что Джулиан был так близко, заставило её нервы напрячься и будто подпрыгивать под кожей. Они оба были на коленях, смотрели друг другу в глаза; он был так близко, что она могла дотянуться и обвить его руками, даже без необходимости приблизиться. — Ты не мог подумать об этом, потому что у тебя нет чувств. Потому что ты выключил все свои эмоции, касающиеся не только меня, но и всего остального. Ты не думаешь о Ливви, даже о Ливви! И это все ещё вернётся к тебе и в конце концов причинит боль.

— Это не так, — отрезал Джулиан.

— Что не так?

Он положил свои руки на кровать так, чтобы его пальцы коснулись её только слегка. Сердце Эммы ускорило биение.

— У меня есть некоторые чувства. — голос Джулиана звучал слегка потерянным и сбитым с толку. — Я просто не до конца понимаю, что именно я чувствую. Кроме того мне нужно, чтобы ты не злилась, Эмма.

Она замерла. Его пальцы изогнулись, касаясь внутренней части её запястья. Эмма почувствовала, что все нервы в её теле сконцентрировались в этом месте. Он прикасался к ее пульсу. Её сердцу.

— Мне жаль, Эмма. — сказал Джулиан. — Мне жаль.

Её сердце подпрыгнуло. С тихим вскриком, она потянулась к нему; стоя на коленях, они обвили друг друга руками. Он наклонил голову, чтобы поцеловать её, и весь воздух покинул её тело. Он был на вкус таким, какими, она думала, были фрукты фейри, — слаще чем весь сахар на Земле. Она была оглушена воспоминаем об их первом поцелуе, мокром от морской воды, голодным и отчаянным. Этот же был томным, горячим с медленным желанием: он тщательно исследовал её рот своим, поглаживая пальцами её щёки, обхватывая челюсть, чтобы откинуть её голову назад.

Он притянул её ближе. Его тело всё еще было таким, каким она помнила. С чувствами или без них.

В этом было опасное удовольствие. Джулиан чувствовал что-то к ней, даже если это было только в физическом плане. Но он сказал, что ему жаль. Это определённо что-то значило. Возможно, это заклинание истощалось. Возможно, оно не было долговременным. Возможно…

Он поцеловал уголок её рта, пульс на её шее. Эмма чувствовала мягкость его губ на горле; его руки ухватились за конец ночной рубашки Эммы, поднимая вверх по её бёдрам.

Позволь этому случится, сказало её тело. Получи от него всё, что ты можешь, потому что, возможно, ничего другого больше не будет никогда.

Его руки были под её рубашкой. Джулиан знал, где именно ей нравились его прикосновения.

Знал, что заставит её трепетать и целовать его яростнее.

Никто не знал её так, как Джулиан.

Её глаза открылись, взор туманный и полный желания. Эмма посмотрела на Джулиана — он смотрел на неё, его глаза открыты, и их выражение было холодным и рассудительным. Эмма вдруг почувствовала себя так, будто ей в лицо вылили ведро холодной воды, она почти задохнулась.

Мне нужно, чтобы ты не злилась, вспомнила она слова Джулиана.

Его руки всё ещё были на её бедрах, сильнее прижимая к нему. Она прошептала рядом с его ртом:

— Тебе же не жаль на самом деле, не так ли?

Глаза Джулиана закрылись: она знала это выражение. Он думал о том, что будет правильно сказать. Не то, что будет правдой, не то, что будет лучше, а то, что будет действеннее и эффективнее всего. То, что позволит ему получить нужное и желаемое.

Она всегда гордилась своим парабатаем и его умом; обожала и понимала необходимость этого. Это была единственная маленькая защита Джулиана против огромного мира, выстроенного против него и его семьи. Это был единственный путь, который он знал, чтобы защитить то, что он любил. Но без любви, как движущей силы ради всего, что он делал, на что он будет способен? Джулиан без чувств станет Джулианом, который сможет и будет манипулировать каждым.

Даже Эммой.

Он поднялся обратно на ноги, его руки опустились по сторонам, лицо стало непроницаемым. До того, как он мог бы заговорить, эхом раздались звуки входа в комнату.

Они в тревоге выбрались из кровати, и уже через несколько секунд стояли в некотором замешательстве на ступеньках, ведущих вниз в главную комнату.

В комнату вошла Нене с ключами в руках, она посмотрела на них. Нене была одета в униформу мелкого служащего Благого Двора. Когда она их заметила, её бледные брови взметнулись вверх.

— Что говорят люди в такой ситуации? Это неподходящий момент?

— Всё в порядке, — сказал Джулиан. Его выражение лица снова стало обычным, будто бы ничего не произошло. Эмма не знала, что было написано на ее собственном лице, но она знала, что чувствует: будто бы зияющая дыра была проделана в центре ее тела.

— Я рада это слышать, — сказала Нене, продвигаясь к центру комнаты и поворачиваясь к ним лицом. — Потому что сейчас нам необходимо поговорить. Быстро спускайтесь вниз. Королева предала вас, и времени для того, чтобы действовать, действительно очень мало.

* * *

Тавви наконец-то уснул, ухватившись за книгу, на его лице все еще виднелись следы от недавних слёз. Марк стоял на коленях, гладя младшего брата по мягким волосам. Хелен почувствовала, как её сердце болит — болит любовью к Тавви, переживанием, отсутствием Джулиана, который смог бы успокоить Тавви за минуты, не за часы, которые это заняло у Хелен.

Пока Марк накрывал одеялом Тавви, Хелен поднялась, чтобы открыть окно и впустить немного свежего воздуха в комнату. Она ничего не слышала от Джулиана и Эммы с того времени, как они оставили их в Аликанте, хотя Джия снова и снова клялась Алине, что они были в порядке. И всё же, Хелен очень редко чувствовала себя так далеко от семьи. Даже на острове Врангеля, где она была отрезана от мира, она верила, что Джулиан позаботится о них, что все они были настолько счастливы, насколько могли быть, и их счастливые лица в её разуме помогали ей держаться.

Реальность же стала шоком. Во время отсутствия Джулиана, они обращались к ней, и она не имела ни малейшего понятия — зачем. Тавви плакал, когда она дотрагивалась до него. Дрю свирепо смотрела, а Тай, казалось, вряд ли вообще знал, что она была здесь. И Марк…

— Я никогда не должна была позволить им разделить нас, — произнесла Хелен. — В Идрисе. Когда они хотели оставить Джулса и Эмму там, я не должна была позволить им сделать это.

— Конклав принудил нас, — ответил Марк, поднимаясь на ноги. — У тебя не было выбора.

— У нас всегда есть выбор, — сказала Хелен.

— Ты не можешь винить себя. Очень трудно бороться с Джулианом, когда он упрямо верит в свою правоту. У него очень сильная воля. И он хотел остаться.

— Ты на самом деле так думаешь?

— Я думаю, он не хотел возвращаться с нами. Он вёл себя странно до того, как мы покинули Идрис, тебе не кажется?

— Сложно сказать. — Хелен закрыла окно. — Джулиан всегда способен делать жертвы, которые было сложно представить, и прятать боль, которую это причиняло ему.