Но хорошее воспитание не даёт мне возможность сказать такое гостю, пусть и непрошенному, и мне приходится согласиться.

– Да, конечно.

– Но ты не рада меня видеть.

Это констатация факта?

Я, пожалуй, даже не представляю, что должна сказать. Нет, я не рада. Но вовсе не потому, как думает этот мужчина.

Я панически боюсь… Не его, а себя. Свои ощущения.

– Давай, я провожу тебя в спальню. Уже довольно-таки поздно.

– Надеюсь, мы будем спать вместе?

Ошарашено молчу, сверля Никиту боязливым взглядом. Ох, мне кажется, что Инна всё это подстроила нарочно, и Купцов в этом доме оказался вовсе не случайно.

– Нет, на втором этаже есть ещё спальни. Займёте вторую. Насколько я помню, там уже постелено бельё.

Купцов, сжимая губы в плотную нитку, аккуратно поднимается с дивана, опираясь на подлокотник, и я ощущаю острый укол жалости.

– Кстати, о белье. На тебе был чудесный шёлковый пеньюар. Он мне очень понравился.

Молчу, судорожно выдыхая носом.

– Может быть, ты снова наденешь его?

Вот наглец!

– Непременно, как только уложу вас в постель.

Подхожу к Никите Борисовичу, подав ему руку. Так, в первую очередь я должна позаботиться об этом раненом мужчине, а затем хорошенько закрою дверь своей спальни на замок, чтобы ему не пришло в голову, лечь мне под бочок.

Купцов опирается на моё плечо, и, нежно прижимаясь, преодолевает расстояние до лестницы.

Меня всю трясёт от близости этого мужчины, и я сама еле передвигаюсь, шевеля ватными ногами. Аккуратно поддерживаю Никиту под локоть и он поднимается по лестнице, смотря на меня с какой-то особенной нежностью.

Хорошо, хоть молчит.

Подвожу рыжебородого мужчину к двери, за которой располагается небольшая ухоженная спальня для гостей, и толкаю створку вперёд:

– Проходите. Спокойной ночи.

– И всё?

Купцов не сводит с меня опасных синих глаз, и я судорожно киваю. Но, видимо, мой ответ не удовлетворил мужчину. Он поворачивается ко мне и, не сводя с меня глубоких сапфировых глаз, мягко берёт рукой за подбородок.

– Я хочу извиниться перед тобой. За своё поведение в ту ночь. Прости, я повел себя как варвар.

– Ничего.

Чувствую себя подопытным кроликом перед великим мастером, владеющим искусством гипноза. Или, как иначе объяснить то, что я не в силах сопротивляться сейчас этому харизматичному мужчине?

– И всё же. Прости меня, Эмилия. Я был не прав.

– И вы меня тоже.

Никак не могу отбросить сухо-официальное «вы», хотя Никита уже давно перешёл со мной на «ты», ещё с самой первой нашей встречи.

– За что?

– За пылесос.

– Не понял.

– Ну, я огрела им по вашей голове, чтобы сбежать.

Я вся сжимаюсь, ожидая гнева мужчины, но Купцов неожиданно расплывается в довольной улыбке.

– Так вот, какое оружие ты использовала. А я-то всё гадал, чем я получил по черепушке. Ну, молодец, так мне и надо.

Что? Он не злится?

Не мигая, смотрю в сапфировые глаза, ощущая невидимое притяжение. Я-то знаю, что под этой рыжей бородой скрываются довольно-таки мягкие и чувственные губы.

– Спокойной ночи.

Мужчина нежно прикасается к моей щеке губами, царапая кожу своими жёсткими рыжими волосками, и тут же отстраняется.

– Приятных снов.

Я остаюсь стоять, как вкопанная, видя, как за Никитой захлопывается дверь спальни для гостей, и ощущаю жёсткое разочарование. Он не попытался поцеловать меня в губы, чтобы снова постараться сблизиться со мной.

Неужели, он ничего ко мне не чувствует, кроме обычного сексуального желания?

Потоптавшись на месте, я выдыхаю и ухожу в свою спальню, на всякий случай всё же закрывшись на замок.

*****

– Мила!

Вскакиваю с кровати, испуганно озираясь.

Мне почудилось, или действительно я слышала крик? И, мне кажется, это был голос Никиты Борисовича.

– Нет!

Сердце испуганно колотится об рёбра, и я подскакиваю к двери, прижимаясь ухом к закрытой створке. Что, если в дом кто-нибудь забрался? Что, если Митрофанов всё-таки узнал, где я скрываюсь?

Сдёргиваю лежащий на кресле шифоновый халатик, и быстро накидываю его на свои дрожащие хрупкие плечи, подпоясавшись пояском. Прислоняю ухо к створке, затаив дыхание. Из-за неё не доносится ни звука, и я всё-таки решаюсь распахнуть дверь.

В коридоре никого нет.

Абсолютная тишина немного успокаивает меня, и я аккуратной поступью подхожу к закрытой двери гостевой спальни, из которой доносился крик, полный боли и отчаяния.

Нажимаю на дверную ручку и легонько толкаю створку внутрь, обозревая тёмное пространство.

Ни следов борьбы, ни следов посторонних. Никого.

Только Купцов разметался по кровати, сбив одеяло в огромный комок, и на его лице появилось выражение мучений и страданий. На дрожащих от страха ногах подхожу ближе, осматривая мужчину.

Похоже, ему нехорошо.

На лбу выступили капельки пота, ноздри шумно втягивают спёртый воздух давно нежилой комнаты, а подбородок слегка трясётся. Трогаю лоб – не горячий ли, и с облегчением выдыхаю – температуры нет.

Значит, это не бред, а просто сон.

Шлёпаю рукой по настольной лампе, и тут же загорается тусклая лампочка, накрытая коричневым пыльным абажуром. Комнату озаряет тускло-голубой свет, освещая лицо Никиты Борисовича землисто-серого оттенка. По шее Купцова бегут судороги, и я понимаю, что ему снится какой-то кошмарный сон, причём я в нём играю явно не последнюю роль.

Нужно его разбудить.

Оглядываюсь по сторонам в поисках какой-нибудь тары, и замечаю стакан с графином, стоящие на подоконнике. Быстро набираю прохладной воды и начинаю аккуратно смачивать лицо мужчины, проводя мокрыми подушечками пальцев по носогубным складкам и прикрытым векам.

Никита начинает еле слышно постанывать и, вздрогнув, открывает свои ярко-синие глаза.

– Мила? Это сон?

– Да вроде нет.

– Что ты здесь делаешь?

– Эммм… Просто вы кричали во сне.

Лицо Никиты мгновенно грустнеет, как будто он переносится во времени назад, в свой сон и я замечаю, какая глубокая морщина залегла на его лбу от постоянно сдвинутых бровей.

– Да, снова приснился кошмар.

– И часто вам они снятся?

– Каждую ночь, с тех пор, как твой муженёк чуть не прикончил меня.