— Убил бы, если б мог. Убирайся. Твой любовник нежилец, об этом я позабочусь. Если не дура, сбежать из города успеешь. — Якивнула, торопливо покидая комнату, пока он не передумал. Хваленая выдержка емувсе-таки изменила, — Если еще раз встретимся — убью, — сказал он напрощание. Я осторожно прикрыла дверь.

Я шла по коридору, ничего не видя и не слыша вокруг, вискисдавило тупой болью, взор застилала кровавая пелена, я вихрем ворвалась в своюкомнату, за две минуты оделась, схватила пистолет, проверила его, сунуласотовый в карман. Бардин мог передумать в любую минуту, тогда у меня неоставалось никаких шансов. А может, он просто играет со мной, как кот с глупоймышью, и в то мгновение, когда… Я достигла входной двери, она была открыта,толкнула ее, намереваясь выйти, и тут из темноты возник Саша.

— Я не знаю, почему он тебя отпускает, — сказал онсквозь зубы. — Но я тебя, сука, из-под земли достану. Можешь мне поверить.

Я не помню, как выхватила пистолет, приставила дуло к егоподбородку и зашипела:

— Мне плевать, понял ты, ублюдок? Мне плевать. Тысказал, что хотел, а теперь послушай меня. Скажу тебе по секрету — мы всеуроды, и ты, и я, и твой Бардин… О черт. Можешь передать ему мои слова, можешьпередать ему, что я люблю его, хоть это никому не интересно и меньше всеготебе, и, если мы еще раз встретимся, я сама убью его… — На этом я выдохлась и,выскочив из дома, бросилась вперед, не разбирая дороги. В душе моей бушевалпожар, я широко шагала в предутреннем мраке и даже не скоро сообразила, чторазмахиваю пистолетом, как турист палкой. Сунула его под футболку, наконецдогадалась оглядеться, чтобы понять, где нахожусь. Судя по частным домамвокруг, тихим, без единого огня в это время суток, где-то в пригороде. Мне быловсе равно, куда идти — налево, направо, и я шла прямо, шла, сцепив зубы,ненавидя весь этот мир и себя в нем, шла до тех пор, пока не оказалась возлеречного вокзала. Села на пристани и уставилась на одинокий фонарь, который здесьбыл абсолютно не нужен. Я ждала нового дня, хотя он был мне так же необходим,как этот фонарь на пристани.

Когда появились первые троллейбусы, я поехала в город. Уменя не было никакой цели. И страха тоже не было, хотя бояться, наверное,следовало. Например, милиции, вознамерившейся повесить на меня убийства,которые я не совершала, или людей Еремея, у которого имелись ко мне претензии.Я бродила по центру от магазина к магазину, задевала плечом прохожих, понятияне имея, куда иду и чего хочу. По-настоящему мне хотелось, чтобы все поскореекончилось. Я даже завидовала Зойке, которой теперь не надо было ни думать, ничувствовать.

— Лийка, — вдруг окликнул кто-то меня, а я замерлакак вкопанная. Рядом со мной стояла Людка, официантка из ресторана, и пялиласьво все глаза.

— Привет, — смогла пробормотать я.

— А говорили, ты из города сбежала, с каким-то мужиком…

— Назад вернулась.

— Бывает. Поссорились? С этими мужиками одна морока… —Она тяжко вздохнула. — Про Сашку слышала?

— Про какого?

— Про моего. — Людка вроде бы дажеобиделась. — Недавно похоронили.

— Так он вроде не болел?

— Кончай издеваться. Парень он, конечно, был непутевый,но есть и похуже. Я уж как-то привыкла.

Мы стояли посередине улицы, увертываясь от прохожих, а вмоем мозгу вдруг что-то щелкнуло, точно выключатель.

— Пойдем в кафе, — кивнула я. — Новостирасскажешь.

Кафе было в трех шагах от нас, пластмассовые столы стояли наулице, огороженные невысоким заборчиком. Мы прошли и сели за ближайший к нам.

— Давай по сто пятьдесят, — предложилаЛюдка, — Сашку помянем.

Подозвали официантку, сделали заказ, за это время я успелаокончательно прийти в себя.

— Так что там приключилось с твоим Сашкой? Людкавздохнула, заглядывая в пустую рюмку.

— Ты же помнишь, он к своим собрался. Мы ещепоскандалили.. Думала, сбежал. Был и нету. Я, грешным делом, его матомполивала, от всей души, как говорится… Злилась очень. А его пять дней назаднашли. С башкой простреленной Сидел в своей тачке… на жаре-то протухнуть успел,а я его матерно… — Людка вытерла слезы и вожделенно посмотрела на официантку,решив заказать еще по сто пятьдесят.

— Так где его нашли?

— В лесу, возле старого аэродрома. Детишки на машинунаткнулись. Случайно. Окно открытое, он сам за рулем, а в голове дырка.

— Кто ж его?

— Поди разберись в их делах. Ведь говорила: Сашка,завяжи, все равно одна дорожка, либо в тюрьму, либо в могилу. Так ведь развепослушает? Да и как его от дружков отвадишь, если они в ресторане каждый деньпасутся. Он парень неплохой и меня любил, да не судьба, как говорится. На югменя свозить обещал, расписаться хотели. Вот тебе и юг…

Мы выпили, я смотрела на Людку и слушала не прерывая.

— Значит, за что убили, так и не выяснилось?

— А кто выяснять будет? Менты? Больно им надо. Для нихон кто? Бандит. И если кокнули, значит, свои. Чего-нибудь не поделили. Сашка,он простой и людям верил, хоть и было у него три ходки. Но, как говорится, недал бог ума, что ж теперь. А душа-то все равно болит. Глядишь, остепенился бы,и зажили как люди. Он неплохой был, правда. Ну, кулаками махать любил, так топо пьянке, а так дурного слова не сказал. И на деньги не жадный. Перед тем, какему уехать, мы поскандалили здорово, ты ведь слышала… Я его послала, а он мне —красотулечка, золотце, заживем как в сказке, потерпи малость… и все подмигивал.Денег дал, я сперва думала, что он в пятницу из города подался, как хотелвначале, а он в воскресенье ко мне заскочил ночью, то есть к утру ближе.Сказал, у дружка был. Только не велел никому рассказывать, что здесь еще. Мол,будет спрашивать кто, укатил в пятницу. Обещал, что к осени вернется ипоженимся, дал тысячу баксов. Почти все ушли на похороны. В ресторане поминали.Вроде все по-людски. Жалко, тебя не было.

— А откуда у него деньги?

— Сказал, в карты выиграл. Может, врал, может, сотвориличего, и менты правы — дружки и кокнули. У них не заржавеет.

— А кто у твоего Сашки в дружках ходил?

— Так весь наш контингент. В кого хочешь в кабакепальцем ткни, тот и дружок. Ванька. Зойки твоей мужик, к примеру. — ТутЛюдка запнулась и спросила испуганно? — Его ведь тоже того… ты знаешь?

— Знаю.